Мирон_Савельев: «Сколько у тебя было до меня парней?»

Ну ёбана… Сука, с козырей зашел! Ничего гениальнее придумать не смог. Сейчас она точно меня заблочит, и я буду в пролете.

До меня…

Тихоня: «Не твое дело! Тебя это не касается, ясно?»

Уф. Ответила. Значит, до черного списка я еще не долетел.

Мирон_Савельев: «Дай угадаю… Никого у тебя до меня не было. Я прав? Не было и не будет, моя Муси-Пуси!»

И она снова тянет с ответом.

Тихоня: «Помнится, ты видел меня с молодым человеком. Не слишком ли самонадеянно заявлять, что «не было» и «не будет».

Какого…

Блядь! Блядь! Блядь!

Что она несет?

В груди что-то неприятно защемило. Эта, мать вашу, информация распиливает чердак на две равные части. Сейчас я был бы не прочь увидеть глаза Тихой, когда она будет повторять мне все то, что написала в том гребаном сообщении.

Ладно, один ноль, Колючка!

Вот только я привык побеждать! Не стоит забывать об этом.

Как кузнечик какой-то запрыгиваю в спортивный костюм. Проверив телефон, по привычке накидываю капюшон, сгребаю с прикроватной тумбы ключи от тачки и, блядь, срываюсь к ней. До последнего не понимаю, что творю, пока не оказываюсь около дома новенькой.

В машине нервно выкуриваю сигарету и только после этого нарушаю закон — пробираюсь на чужую территорию, минуя невысокий забор. Эх, Тихая, разве не видишь, что творишь со мной? Я даже готов переступить черту, лишь бы увидеть тебя на каких-то пару минут.

Подойдя к дому, поднимаю голову и смотрю на окна. Какая комната принадлежит Ане, не знаю. Но не тарабанить же мне в каждое? Ночь на дворе. Начну шуметь, соседи полицию могут вызвать.

Вот же, блядь, квест!

«Ну и нахера оно мне все?»

Задаюсь этим вопросом и делаю шаг в пропасть. Вот вам и ответ!

Обходя одноэтажное здание, аккуратно заглядываю в каждое окно. Первое… Второе… Третье… И, наконец, в одном из них шторы оказались не закрыты, и мне удалось разглядеть тусклый свет. Надеюсь, это моя Колючка.

Мирон_Савельев: «Продолжим игру с глазу на глаз? Выходи на улицу. Я около твоего окна. Жду, Тихоня»

Не думал, что новенькая может быть быстрее пули, потому как буквально через секунду я цепляюсь глазами за знакомый силуэт. По всей видимости, Аня кутается в одежду и лишь после этого окно распахивается, а я вижу сонное чудо.

Сердце махом, без какого-либо предупреждения совершает кульбит и пытается проломить ребра. А я даже слова обронить не могу, лишь шумно сглатываю, пытаясь побороть дикую волну мурашек вкупе с возбуждением, что нагло захватили все тело.

Увидев меня, Аня тут же замирает. Смотрит с таким удивлением, будто видит впервые в жизни. Новенькая выглядит растерянной, в глазах читается испуг. Но… Какой же кайф впитывать ее эмоции. Я питаюсь ими, заряжаюсь. И улыбаюсь как кретин. Не могу подавить это в себе, как бы ни старался.

Грудину тут же парусом раздувает. И так жарко становится, что я ощущаю, как кровь приливает к голове, а потом опускается вниз. Тихая — какой-то новый вид кайфа. Я не могу поверить, что она так близко. Стою как дурак и смотрю на нее, не в силах взгляд отвести. Она такая красивая.

А-а-а!!!

Законно ли быть настолько охуенной?

Каштановые длинные волосы собраны в какую-то нелепую растрепанную гульку. Губы слегка припухшие, сонные глаза. И… О, черт! Из-под халата виднеется майка с глубоким вырезом, где отчетливо виднеется ложбинка между грудями. Что может быть прекраснее это картины?

У меня сразу перехватывает дыхание. Проталкивая в горле ком, с трудом сглатываю. И как голодная псина слюни пускаю, будто ни разу сисек женских не видел. Но, блядь, кажется, что впервые на них смотрю. Да там грудь-то не видно! А член, падла несговорчивая, давно по своей отработанной схеме работает — получает от мозга сигналы о присутствии Тихой и на подъем идет.

— Привет, Аня-динамо, — каждая буква в горле застревает, превращаясь в рваный хрип. Черт, я просто пялюсь на ее грудь.

«В глаза смотри, Савельев. Спугнешь девчонку!»

— Ты зачем пришел? — с ходу атакует новенькая, запахивая тоненький халатик.

Интересно, а под ним что?

Сука… Фантазия начинает работать, как гребаный генератор, накидывая разные пошлые варианты завершения дня в постели с Тихой. Играет со мной злую шутку, не заботясь о том, что я и так все время со стояком ношусь.

— Погнали, — протягиваю ей руку, не в силах сдерживать улыбку.

— Ты в своем уме?! На часах ночь! Никуда я с тобой не пойду!

Демонстративно закатывая рукава, цепляюсь за край подоконника и быстро приподнимаюсь на руках, делая своего рода выход силой.

— Хорошо, тогда я, пожалуй, зайду к тебе на чай. Не возражаешь? — подмигивая Ане, вижу, как она просто захлебывается от возмущения.

— Ты… Да ты… Невозможный! — роняя голос до шепота, с силой толкает меня в плечо, и я снова касаюсь земли ногами. — Мирон, уходи! Если тебя увидят родители, у меня будут проблемы.

— Блин, Ань, на полчаса всего, — как телка ною, честное слово. — Тихая, ну не будь такой жестокой. Ты же знаешь, что не уйду. Сдавайся, красотка! — и маню ее пальцем, увлекая за собой.

Тихая, оценивая ситуацию, кусает губы. Видимо, прикидывает, шучу я или нет.

— Хорошо, — неожиданно для меня соглашается, и я тут же получаю инфаркт. — Но… Но только полчаса, и ты отстанешь! А сейчас дай мне пару минут. Я переоденусь.

Время ожидания кажется вечностью, но когда вижу, как Аня, сбегая из дома через окно, идет в мою сторону, подпрыгиваю на месте. И плевать, как это выглядит со стороны.

Наверное, новенькая решила, что я с головой не дружу. Но в каком-то смысле она права. Когда вижу Аню, тумблер слетает махом, увеличивая активность нейронов, запускающих по телу электрические импульсы.

Как невменяемый пялюсь на свою Тихоню и улыбаюсь, словно задушенный препаратами псих. Но когда между нами остается не больше метра, Аня вздрагивает, отворачивается и делает шаг назад. Я же по инерции топлю за ней следом. Мне нужно ее коснуться. Жизненно важно чувствовать ее. Сейчас.

— Тихая… — тяну с каким-то недобрым, предупреждающим внушением, и она сдается, кивая головой.

Без какой-либо подстраховки беру Аню за руку, переплетая наши пальцы, и подлетаю от нахлынувших эмоций. Морщусь так, будто меня током приложило. Да что там говорить, нас обоих на контакте подбрасывает. Но если я внешне остаюсь невозмутимым, то Тихая вздрагивает от столь невинного прикосновения и идет с таким лицом, словно я предложил ей совершить что-то