— Приснится же такая чушь! Кульков, сволочь, и тут покоя не даёт! — бормочу спросонья, смахивая ладонью со лба выступившие капли пота. В каюте душно. Открываю, сдвигая вбок, входную дверь, включаю на полную мощность вентилятор и опять укладываюсь под упругую струю горячего воздуха. Но едва я кое-как устроился на жёстком ложе в позе парализованного эмбриона, как за бортом что-то громыхнуло.

Оглушительный металлический удар сотряс корпус подводной лодки, словно какой-то монстр врезал кувалдой в борт. От толчка, пробежавшего по железу, моя голова, прислонённая к переборке, отскочила от неё, как мячик.

— Что за чертовщина, этого ещё не хватало! — обречённо, уже ничему не удивляясь, простонал я, обхватывая обеими руками колоколом гудящую голову. — Опять Кульков что-то натворил! — мелькает первая пришедшая мысль.

Через секунду — ещё один звонкий удар бичом резанул по корпусу.

— Что это? В нас кто-то врезался? Сдетонировала торпеда в аппарате? Нас подорвали? — суматошно, наскакивая друг на друга, проносятся в голове нелепые мысли. Но тут же мозг начинает работать рационально:

— Но кому мы нужны? Если у меня звенит в ушах, значит, я жив, значит, ничего страшного не произошло… Надо срочно осмотреть отсеки и действовать по обстановке!

Спотыкаясь, я выскакиваю из каюты. Бегу по узкому коридору и вываливаюсь в центральный пост. Слава богу, тут всё цело! Вахтенный не на шутку испуган. Заикаясь и мыча, он пытается воспроизвести какую-то фразу, но, запутавшись в самом начале, оставляет безуспешные попытки довести её до конца. С немым вопросом в глазах «что делать?» он ждёт от меня как от спасителя человечества грамотных и уверенных действий. Ну что ж, вот настала и моя очередь спасать мир от ядерной катастрофы, не одному же Шварценеггеру отдуваться. Но три часа ночи! Дали бы хоть до утра поспать!

Щёлкая тумблерами «Каштана», начинаю собирать доклады из отсеков. Отовсюду идут успокаивающе однообразные ответы: «первый отсек осмотрен, замечаний нет», «второй…», «пятый…». Доходит очередь до седьмого — тишина!!! Седьмой молчит! Где-то в глубине организма вновь просыпается неприятный холодок. Значит, взрыв произошёл в седьмом! Надо выбраться наверх и посмотреть, может быть, там вся корма разворочена!

Далее всё как учили. Объявляю аварийную тревогу. По лодке разносится трезвон колоколов громкого боя, надсадно хрипит ревун. Даю по трансляции команду загерметизировать все отсеки и с нехорошим предчувствием карабкаюсь из центрального поста наверх. К моему удивлению, корма на месте! Видимых повреждений корпуса нет!

Блестит, мерцая, отражаясь на чёрной ряби воды, кормовой якорный огонь. На противоположной стороне бухты в голубоватой подсветке луны таинственно серебрятся массивные горы. На их фоне, у подножья, клонятся лохматыми макушками к воде роскошные пальмы. Я стою на мостике, и ветер доносит густой неповторимый аромат тропической ночи. Где-то у корня пирса, возле КПП, маячит одинокий силуэт верхнего вахтенного. Подзываю его и спрашиваю про взрыв. Тот глядит непонимающе и уверяет, что ничего не слышал. Он клянётся, что всё было тихо и спокойно, как на кладбище.

От сердца немного отлегло. Чтобы ни случилось, но хоть не утонем у пирса! Да и человечеству вроде уже ничего не угрожает: торпеды с ядерным боеприпасом находятся в первом отсеке, а он, слава богу, цел и невредим. Ну что ж, надо ползти вниз и вскрывать седьмой.

А что может ждать там? Воображение рисует страшные картины: искорёженное железо, размазанные по переборкам тела… За что это мне, Господи?!!

Взяв для страховки помощника, со всеми предосторожностями подхожу к двери в злополучный седьмой отсек. Трогаю железо переборки. Холодное! Это радует — значит, пожара нет. Осторожно кручу маховик заслонки межотсечной вентиляции — шипения воздуха нет, давление в норме! Ну что ж, можно открывать дверь. Единственная опасность, которая может нам ещё угрожать, — вода в отсеке, поэтому дверь начинаем открывать медленно, буквально по миллиметру прокручивая запорное кольцо кремальеры. Течи нет, вода не сочится. Ещё немного — и круглая металлическая броняшка распахивается.

И что же? В отсеке по-домашнему спокойно и темно. Где-то в глубине раздаётся задорный храп вахтенного.

— Ах, мать твою! Да что же мне с этими оболтусами делать???

Безжалостно разбуженный вахтенный стоит передо мной щурясь от света. Этот негодяй с такой простой и благозвучной фамилией Исраилмагилов уже имел счастье быть упомянутым в нашем повествовании. Внешне он был точной копией очаровательнейшего Василия Алибабаевича из «Джентльменов удачи», и, как нетрудно догадаться, именно так все в экипаже его и называли. Он был не против такого обращения и так как ни разу в жизни не смотрел знаменитый фильм (!), то никак не мог понять, чем же имя Василий Алибабаевич лучше его собственного — Насралло Хабибуллаевич, но с готовностью на него отзывался, и в итоге половина экипажа была абсолютно уверена, что именно так его и зовут.

И вот, щурясь от вспыхнувшего света, честно глядя мне в глаза, этот самый Василий Алибабаевич, этот «редиска и нехороший человек» Богом и комсомольским билетом клянётся, что всё время был на посту, ни секунды не спал, читал свою любимую книжку — РБЖПЛ-82[15]. И так сильно ей увлёкся, что абсолютно ничего не слышал вокруг. В подтверждение он достаёт из-под подушки красный томик и начинает суетно его листать.

Можно порадоваться за матроса, который хранит под подушкой такую книгу, и эта наивная ложь меня совершенно обезоруживает. На то, чтобы всерьёз разозлиться, уже не остаётся сил. Да и сам этот Василий Алибабаевич — настолько безобидное существо, что рука не поднимается сколько-нибудь серьёзно его наказать. Но не отреагировать нельзя — такова уж нелёгкая судьба командира, и таких хитрецов надо бить их же оружием, чтобы потом «включать дурака» неповадно было.

— РБЖ на досуге почитать любишь, находчивый ты наш? — говорю я покровительственно, почти ласково. — Ну что ж, похвально, дело нужное, изучай дальше!

Василий Алибабаевич смотрит настороженно, внимает, не совсем пока ещё улавливая направление моей мысли.

— Учи лучше наизусть, авось пригодится. Вот придёт с проверкой какой-нибудь адмирал, а ты ему раз… и, как по писаному, всё и расскажешь. У адмирала глаз выпадет, глядишь, так и звание внеочередное тебе даст, паёк усиленный или отпуск на Родину. В отпуск хочешь? — матрос смотрит с опаской, слушает с подчёркнутым вниманием и на всякий случай утвердительно кивает.

— Я, Василий Алибабаевич, дурному не научу, ты же знаешь, — продолжаю по-отечески проникновенно. — Ты пойми, РБЖ — книга, кровью написанная, и знать её должен каждый уважающий себя подводник. Так ведь? — Василий Алибабаевич вновь старательно кивает, всем своим видом показывая, насколько сильно он разделяет мои взгляды. Но глаза его тревожно