По воцарившейся тишине стало предельно ясно, что желающих придется назначать в принудительном порядке. Леди Вайолетт усмехнулась и обвела хищным взором аудиторию, выискивая жертву. И я даже не удивилась, когда она торжественно изрекла:

— Сандера Далларен, прошу вас, продемонстрируйте, что такое настоящая сила и как следует ее контролировать.

Не удивилась, но и потакать явно настроившейся на развлечение провидице не намеревалась, а потому твердо сказала:

— Боюсь, ничего не выйдет, миледи Лиаррон.

— У внучки самого Тигора Далларена? — недоверчиво протянула она. — Сандера, отбросьте ложную скромность. Я верю в вас так же, как когда-то верил ваш дед.

Я сжала кулаки, пытаясь успокоиться. Дедушка величал ее не иначе как старой каргой: сейчас это прозвище казалось наиболее подходящим и так и вертелось на кончике языка. Она била прицельно, зная, что мне попросту нечем ответить.

К преподавательскому столу я шла на негнущихся ногах, не свода взгляда с шара. Нестерпимо хотелось коснуться его прохладной поверхности, вглядеться в сердцевину тумана…

Слабая. Слишком слабая даже для того, чтобы как следует противиться зову!

Да и зачем противиться? В будущем не всегда темно. Иногда в нем так много красок, что больно глазам и начинает кружиться голова… словно от счастья.

Снег и лепестки алых роз, так похожие на кровь. Золото… Нет, солнце. Много-много солнца, веснушками оседающего на коже. Тихий смех и шепот, осыпающийся мурашками вдоль позвоночника: «У солнца вкус меда»… Тепло, окутывающее сердце, расцветающее улыбкой на губах, застывающее на кончиках пальцев.

И жар, разлившийся по коже, вырвавший из сладкого забытья.

Потирая щеку и глядя на склонившуюся надо мной леди Вайолетт, я все еще улыбалась. И меня совершенно не волновало ни то, что сижу я на полу, ни то, что из носа привычно уже капает кровь, ни то, что дедушкина врагиня бледна, а голос ее насквозь пропитан виной и страхом…

— Сандера, посмотри на меня! Ну же! О Творец, я и предположить не могла… Кто-нибудь, приведите доктора!

— Не надо доктора, — воспротивилась окончательно вернувшаяся в реальность я.

Улыбаться расхотелось. Было ощущение, что у меня отобрали что-то важное. Что-то, без чего нет никакого смысла жить.

Слишком слабая…

Я увидела лишь то, что могло бы быть, но чего никогда не будет. Отражение мечты в кривом зеркале иного мира. И от осознания этого слезы подступали к глазам… Глупо!

Так же глупо, как и думать, что мне позволят просто уйти. Леди Вайолетт и так придется понервничать, объясняя, почему она допустила заведомо слабую студентку к работе с шаром, и усугублять положение было не в ее интересах.

Доктор Реддер появился очень быстро, выдал свое многозначительное «ахха» и покачал головой, то ли сочувствуя, то ли прикидывая, сколько у одной конкретной студентки шансов дожить до последнего курса. И, дабы увеличить последние, забрал меня в лечебницу, не слушая слабых возражений.

Еще один учебный день закончился, толком не начавшись. В этом определенно что-то есть…

А на следующее утро меня вызвали в кабинет декана. И сбоившая в девяти случаях из десяти интуиция, навязчиво нашептывающая: «Не к добру», — на этот раз не ошиблась.

За окном рыдало небо. Хмурое, по-осеннему темное, заполнившее мир ранними сумерками. Ветер тоже был кем-то обижен; он полными горстями швырял дождевые капли, раскачивал ветви растущей чуть ли не вплотную к окну старой яблони, обрывая листья, коих и так осталось мало, и она обреченно вздыхала и скрипела, жалуясь кому-то неведомому на свои беды. Обрамлявшие оконный проем радостно-розовые занавески казались неуместными и раздражали как никогда. Если бы не апатия, усиливающаяся день ото дня, непременно сорвала бы их. И в камин бы бросила…

Но я продолжала сидеть на застеленной кровати, рядом с мамой, и искоса смотрела на нерадостный вид за окном — точное отражение того, что происходило в моей душе.

— Санни, детка… Не стоит так убиваться, — увещевала мама, ласково перебирая мои растрепанные волосы. — Все образуется…

Вот уж вряд ли. Совсем недавно я сама раздумывала над тем, чтобы покинуть университет, но это было не всерьез… Еще теплилась надежда, что не все потеряно, что я смогу…

Не смогла.

«Сандера, заслуги твоего дедушки велики. Но, увы, они не компенсируют того, что тебе не хватает его таланта».

Эта фраза мэтрессы Аленейр, нашего декана, до сих пор звучала в ушах. Как и многие другие, убеждающие в моей никчемности и призывающие осознать опасность, коей я подвергаю себя, продолжая обучаться тому, к чему явно не имею склонности. Потеря сил после обычного транса, неспособность противостоять влиянию шара… Что еще остается? Карты и руны, не желающие слушаться ту, которая слабее их собственной воли? Математические вычисления? Ради них не стоит посещать занятия в университете, достанет и частных уроков.

— Вопрос еще не решен, — успокаивающе журчала мэтресса Аленейр, глядя на меня с плохо сыгранным сочувствием. — Возможно, тебе требуется отдохнуть… Две недели, Сандера. Побудь дома, отвлекись… А после посмотрим, изменилось ли что или же нет.

Я прекрасно понимала, что декан лукавит. Вопрос решен, причем не в мою пользу. Но таковы обычаи… И их следует соблюсти, прежде чем навсегда попрощаться со студенткой Далларен.

И половина назначенного обычаями срока уже подошла к концу.

— Мне очень жаль, Санни, — прошептала расстроенная наставница, поджидавшая меня у кабинета декана. — Я пыталась…

Эрея Ноллин действительно пыталась, в это я верила. Она никогда не бросала своих студентов, сражаясь за них до последнего. И ее вины в произошедшем нет.

Говорят, все, что ни делается, к лучшему. Может, правда?

— Не вижу смысла во всем этом, — всхлипнула я, уткнувшись в мамино плечо. — Все старания все равно прахом идут… Я бездарна!

— Это не так, милая, — вздохнула мама. — Когда ты была малышкой, твоими видениями гордился даже Тигор.

— Дед был бы разочарован, увидь он, какой я стала… — тоскливо протянула я.

То же самое говорила и леди Вайолетт, извиняясь за выходку с шаром. Она помнила, какой потенциал был у меня в детстве, и искренне верила, что я попросту ленюсь либо же не вижу смысла стараться, полагая, что одно наличие дара все искупает. И каково же было ее изумление, когда она собственными глазами увидела, насколько ошиблась в выводах.

Несмываемое пятно на семейной репутации. О да, это про меня…

— Ты и в самом деле полагаешь, что он любил тебя лишь за талант? — нахмурилась мама. — Санни, выбрось эти глупости из головы! Тигор не позволил бы тебе сдаться. Ты хочешь учиться?

Вместо ответа я прерывисто вздохнула и закрыла лицо ладонями. Сейчас я и сама не знала, чего хочу. Сдаться — не самый худший вариант. Я просто не понимала, за что мне бороться. Не видела цели.