мог бы защитить меня от его пристального взгляда или похотливых рук.

Я медленно поворачиваюсь на голос, словно жертва, загнанная хищником в угол.

– Похоже, сама судьба благоволит ко мне, раз мне снова удалось встретить тебя, Хейзел, – говорит Амадей, выходя из тени. – Снова и снова ты оказываешься в пределах моей досягаемости.

– Я… я помолвлена.

От этих слов лицо Амадея искажается.

– Я лучше умру, чем позволю Пейну забрать то, что принадлежит мне, – рычит он. – Я слишком долго ждал этого момента, чтобы вот так просто позволить какому-то старику встрять в последний миг. Нет уж, сначала я поимею тебя. А потом ты ляжешь в свою брачную постель, думая обо мне.

Я делаю шаг назад, но уже слишком поздно. Он оказывается рядом, прижимая тело к моему и толкая меня спиной вперед.

Моя сумка падает на землю, когда он в очередной раз прижимает меня к шершавой коре дерева. Дыхание перехватывает, когда его руки начинают скользить по моему платью; от дурного предчувствия по моей спине пробегает дрожь.

Я упираюсь руками в его грудь, но получаю в ответ знатную пощечину, от которой тут же темнеет в глазах.

– Только попробуй выкинуть еще что-нибудь, и я тебе всыплю, – предупреждает он, ныряя своей холодной рукой под мою юбку.

Я хочу закрыть глаза и отвернуться, но не делаю этого.

Его дыхание прерывается, когда рукой он скользит вверх по моему бедру, и я начинаю дрожать, когда он приближается к моему лону.

Если он все же надругается надо мной этой ночью, я не знаю, что это будет значить для моего будущего. Для того ничтожного времени, что у меня остается.

– Помогите! – выкрикиваю я, обрывая конец слова, когда Амадей зажимает мне рот другой рукой.

– Никто тебя не услышит, – говорит он; его рука под моей юбкой на мгновение замирает, когда он наклоняется, чтобы прошептать мне на ухо: – Никто. Только смерть может разлучить тебя со мной.

Ужас захлестывает меня, когда я понимаю, что абсолютно ничего не могу сделать. Мои попытки ускользнуть терпят провал, пока он прижимает меня к дереву.

Я ниже его ростом, к тому же еще и худая благодаря его матери, которая тщательно следила за моим питанием в течение последних шести лет, попросту лишая меня его. Но даже если бы я весила больше, думаю, у меня все равно не хватило бы сил отбиться.

Все внутри меня перекручивает при мысли о том, что будет дальше. Закрыв глаза, я пытаюсь подготовиться к его прикосновению в том самом месте, когда его пальцы скользят по внутренней части моего бедра.

Но этого прикосновения так и не происходит.

Раздается звук удара. Я медленно открываю глаза и внезапно обнаруживаю, что больше не прижата к дереву.

Спустя мгновение я вновь привыкаю к тусклому лунному свету и вдруг осознаю, что Амадей лежит, скрючившись, у моих ног. Чуть дальше, с тяжело вздымающейся грудью, стоит Киприан.

Наши глаза встречаются на мгновение. Прислоняюсь к дереву. Облегчение разливается теплом по телу.

– Думаю, он меня не заметил, – говорит Киприан, нарушая молчание между нами. – Он был слишком сосредоточен на тебе. С тобой все в порядке, Хейзел? Неужели он…

Он замолкает, не в силах закончить вопрос, но я тут же отрицательно качаю головой.

– Нет, почти, но нет.

– Хорошо.

Повисает неловкая тишина, когда наши взгляды медленно опускаются на Амадея.

Из головы его хлещет кровь, которая при тусклом лунном освещении приобретает практически черный цвет. Присев рядом, я протягиваю руку, чтобы проверить рану, но резко останавливаюсь.

Под головой Амадея уже целая кровавая лужа, и она продолжает становиться больше, словно растущая пропасть ночи.

– Слишком много крови, – выдыхаю я, поднимая взгляд на Киприана. Его глаза расширяются в панике.

И только в этот момент я понимаю, в каком он раздрае. Его белая рубашка вся забрызгана кровью, а руки покрылись синяками и распухли из-за драки.

Встав, я направляюсь к нему, но он останавливает меня и берет за руки прежде, чем я сама успеваю дотянуться до него.

– Ты должна уйти, – шепчет он.

– Нет, мы разберемся с этим вместе. Если мы просто объясним… – Замолкаю, понимая, какая я дура, что вообще предлагаю это.

Киприана начинает трясти, когда он смотрит вниз на тело своего брата. Растущее чувство паники зарождается и во мне, угрожая охватить меня полностью, даже когда я изо всех сил стараюсь подавить его.

Пока пытаюсь не обращать внимания на то, как дрожат мои собственные руки.

– Хейзел, я хочу, чтобы ты сейчас внимательно послушала меня, – умоляет Киприан; его голос звучит низко, но при этом мягко. Он искренне беспокоится обо мне. – Тебе нужно уйти. Ты не должна быть здесь, когда… когда они увидят, что я натворил. Это только ухудшит ситуацию. Уходи, убирайся отсюда как можно дальше.

– Пойдем со мной, – говорю я, вглядываясь в его лицо.

– Нет, – говорит он, нахмурив брови. – Я не могу. Они обвинят тебя в этом. Ты же знаешь мою мать. Мне нужно остаться. Я должен найти способ все исправить. Пожалуйста, уходи. Спасая себя, ты спасаешь и меня. Убирайся отсюда, беги прочь так быстро, как только сможешь, и ни за что не оглядывайся назад.

– Пожалуйста, Киприан, не делай этого. Мы можем сбежать вместе и…

Наши глаза встречаются, и слеза скатывается по моей щеке, когда я понимаю, что мы прощаемся. Неважно, кто виноват в этом всем, кому-то придется заплатить за пролитую кровь Амадея. Останусь я или уйду, винить будут только меня. Мерельда ни перед чем не остановится, пока я не предстану перед судом.

И все же я не могу просто оставить его здесь.

– Пожалуйста, – шепчу я в последний раз.

– Нет. Если я уйду с тобой, это лишь подвергнет тебя гораздо большей опасности, – говорит Киприан, поднимая руку, чтобы нежно погладить мою щеку. – Я не могу так поступить с девушкой, в которую влюбился сразу, как только впервые увидел ее.

Я моргаю, глядя на него, застигнутая врасплох его признанием, когда он лезет в карман и достает маленькую книжечку, которую так давно мой отец подарил ему.

– Кип…

– Возьми это, – быстро говорит он, вкладывая ее мне в руку. – Возьми это и не оглядывайся назад. А теперь, Хейзел, беги!

Я все еще колеблюсь, неуверенная, что делать, а потом медленно отступаю.

Сердце сжимается, когда я бросаю последний взгляд на Киприана, а затем резко разворачиваюсь и растворяюсь в сумраке ночи.

Слезы рекой текут по щекам, когда я оставляю Киприана одного там, в темноте, стоящего над Амадеем с запачканными кровью ботинками. Я спотыкаюсь