Сидорчук был вынужден признать, что в словах Ганичкина есть рациональное зерно.

– Ладно, допустим, я вам поверил, – хмуро сказал он. – Тогда объясните мне, зачем он старуху-то убивал? Неужели зверь такой?

– Вот на этот счет ничего не скажу, – серьезно ответил господин из бывших. – Хотя вполне такое допускаю. В безвыходном положении человек оказался. Метался. Нужно было каким-то образом представление подготовить, а тут цейтнот, как мастера шахмат говорят. Ну и потом, есть у меня еще одно предположение насчет старухи. Балцетису ведь сейчас где-то скрываться нужно. А что, если хозяйка знала, у кого он может затаиться? Тогда он ее обязательно должен был убить.

Сидорчук изо всех сил замотал головой и воскликнул:

– Все равно ничего не понимаю! Убить человека только из-за того, что я мог вспомнить, где кого-то видел! Выходит, он враг, не за того себя выдает?

– Скорее всего, так оно и есть, – кивнул Ганичкин. – А вы все-таки попробуйте вспомнить. В ГПУ записи про него почитайте – может, всплывет что-то. Да и по улицам с опаской ходите. Ведь я уверен, что это он в вас в первую ночь стрелял. Он-то вас мигом узнал, едва машину нашу из окна увидел. Потом подобрался к дому Талалаева и выстрелил. Наверняка у него и парабеллум имеется. Только мы теперь его долго не увидим.

– Так на что ему меня убивать? – спросил Сидорчук. – Он теперь вроде как мертвяк. Зачем оживать-то?

– Возможно, оно и так, – задумчиво сказал Ганичкин. – Да мало ли какие могут быть обстоятельства. А вдруг он тут по той же причине, что и мы с вами?..

– Постой! – Сидорчук негодующе вскинул голову. – Что это ты имеешь в виду? На самом верху предательство? Ты говори, да не заговаривайся! – Он и сам не заметил, как от переизбытка чувств перешел на «ты».

Ганичкин даже не обратил на это внимания и заявил:

– Послушайте меня, Егор Тимофеевич! Что это вы сразу во всем предательство ищете? А если ничего подобного и нет? Подумайте сами, сколько лет прошло, какие метаморфозы тут творились. Вот и ваш Постнов теперь незнамо где. Не допускаете мысли, что секрет стал известен посторонним лицам?

– Даже думать об этом не хочу! – Сидорчук стукнул кулаком по столу.

– А зря! – покачал головой Ганичкин. – Если вы хотите найти бриллианты, то нужно учитывать все допустимые варианты. Прятать голову в песок не годится!

– Ну так что же вы предлагаете?

– То же самое, что и раньше. Вы отпускаете меня в свободное плавание. Я тут пошарю среди преступного элемента. Выдам себя за торговца алмазами, может, клюнет какая рыбка. Если наши бриллианты попали в чужие руки, то их могли распродать на месте или припрятать до поры. Время-то сложное. Где-то какой-то камушек должен будет сверкнуть, вот увидите! Опись бриллиантов у меня имеется. Между прочим, напрасно ваше руководство ящик прямо с ключом оставляло на хранение. Запаивать его надо было. Бриллианты имеют одно неприятное свойство. Их внешний вид людей в большой соблазн вводит! Так что тут явный недочет имелся, Егор Тимофеевич!

Сидорчук недоверчиво уставился на Ганичкина и полюбопытствовал:

– Значит, в бриллиантах разбираетесь, господин жандарм?

– Имел к ним некоторый интерес, – ответил тот. – Но в связи с выяснившейся условностью собственного существования он теперь чисто умозрительный. А что вас смущает? Это хорошо, что хотя бы кто-то в нашей компании в бриллиантах разбирается. Такое нам на руку. Вы тем временем обыск у Баранова организовали бы, Егор Тимофеевич! Предлог какой-нибудь Черницкому предъявите и перетряхните там все. Ведь как бывает – ищешь пенсне, где только можно, а оно у вас на носу висит. Потом попробуйте вычислить, куда мог спрятаться Балцетис. Он, думается, неспроста тут. Я со своей стороны тоже этим займусь. Вдруг данный субъект с преступным миром связан? Только встречаться мы будем теперь тайно. Нельзя, чтобы меня с вами заметили.

– Так видели же уже! Балцетис, да и Талалаев опять же!..

– Есть риск, – согласился Ганичкин. – Но небольшой. Я у Талалаева в полувоенном был. Без тросточки. Знаете, как одежда и манеры меняют облик? Нет, не думаю, что меня кто-то запомнил. Конечно, какие-то сопоставления умный человек может сделать, но это неизбежно в нашей профессии. Только я бы попросил у вас дополнительных средств, Егор Тимофеевич! Мне, торговцу драгоценными камнями, не пристало скитаться по углам. Необходимо номер в гостинице снять. С бархатными шторами.

– Шиковать, значит, будете? – мрачно спросил Сидорчук.

– Обязательно! – не смущаясь, сказал Ганичкин. – Шампанское пить буду, гулять на широкую ногу. Нужно, чтобы во мне не сомневались, Егор Тимофеевич!

– Выходит, я вам теперь поверить должен, так вы решили? – насмешливо спросил Сидорчук, опять незаметно для себя переходя на «вы». – А мне что-то не по душе ваша затея. Шампанское, понимаешь ли, какао… Если думаете, что кто-то из бандитов чего-то знает, то поймать их надо. Вот все дела! Допросить с пристрастием, понимаешь. Оно, глядишь, дешевле и обойдется.

– Так в том и дело, что бандита, Егор Тимофеевич, прежде всего поймать надо! – воскликнул Ганичкин. – Найти его берлогу, не спутать с мирным обывателем, арестовать. Он стрелять начнет, да, не дай бог, попадет в кого-нибудь! Или же сам пулю схватит. Еще не факт, что он вообще что-нибудь скажет, даже если мы его поймаем. Мелкая сявка вряд ли чего знает, а матерый ушкуйник, он сейчас упорный пошел, Егор Тимофеевич! Я про это хорошо знаю. Да, до февраля я за политическими приглядывал, а после уже все перепуталось. Зачастую и не отличить было, где бандит, а где политический. Злой народ стал, можно сказать, свирепый. Из одного только упрямства способен на эшафот пойти. Так что не выход это – бандитов ловить. Черницкий вон сколько уже месяцев на них охотится, а толку нет. Хитростью нужно! Так дадите денег?

– Дам я вам пятьдесят червонцев, – грубо сказал Сидорчук. – И довольно с вас. Вы мне сначала этот самый результат покажите, а потом на шампанское нажимайте. Теперь говорите, как и где встречаться будем!

– Давайте каждый вечер в десять на монастырском кладбище, – деловито предложил Ганичкин. – Мы как к городу подъезжали, я на него внимание обратил, на монастырь то есть. Потом на плане посмотрел. Очень уютное место. Монастырь частично разрушен, развалины, кресты… Народ туда вряд ли по ночам ходит. А нам удобно будет. Конечно, каждый вечер, может, не получится – мало ли какие возникнут обстоятельства! – но как некий ориентир, по-моему, удачно. Как вам кажется? Туда идти – полчаса от силы. По такой погодке пройтись – это же одно удовольствие!

– Мне все равно. На кладбище так на кладбище, – сказал Сидорчук. – Вы только про дело не забывайте, а то я враз вам напомню.

– Как можно, Егор Тимофеевич! – округлил глаза Ганичкин. – Именно о деле я и пекусь!

– Как хотите, а не верю я вам! – в сердцах сказал Сидорчук и отвернулся. – Делайте, что хотите, раз товарищ Зайцев вам доверяет, но помните, что спуску вам не будет, если напортачите!