«Понимаете, на каждый признак аутизма, который мы у него находим, – пояснил Питер Дери, клинический психолог с частной практикой из Нью-Йорка, – тут же находятся несколько признаков антиаутизма. Люди с синдромом Аспергера не читают «Улисса». Они ничего не крадут и не попадают за решетку». К тому же Найт не совершал повторяющихся движений и не имел особых речевых привычек, характерных для людей с подобным диагнозом.

Еще одно предположение, высказанное Эндрю Вишем, что у Криса шизоидное расстройство личности. Это не имело отношения к шизофрении, когда больные часто теряют контакт с реальностью, испытывают галлюцинации и страдают бредовым мышлением. Шизоидное расстройство в чем-то сходно с аутизмом. Люди, ему подверженные, редко могут близко сходиться с другими, тяготеют к упорядоченному и логическому мышлению и временами чувствуют свое превосходство над остальным миром. Аутисты, однако, часто хотят иметь друзей, но у них не получается установить нормальный контакт с большинством окружающих. Люди с шизоидным расстройством добровольно выбирают уединение. У них нет никакого желания быть с другими, в том числе и сексуального. Они знают правила поведения в обществе, но решают не следовать им. Им плевать на всех остальных. Джилл Холи, глава программы клинической психологии Гарвардского университета, предположила, что шизоидное расстройство личности – наиболее подходящий диагноз для Найта.

На эту тему разгорелся спор. Людей Крис не любил в совершенно шизоидной манере, но его неспособность к общению и физическая гиперчувствительность были классическими признаками аутизма. «Мы все очень хотим приклеить Найту ярлык, – заметил Питер Дери. – У него депрессия? Он шизоид? Биполярное расстройство? Есть ли признаки синдрома Аспергера?»

Может, у него какое-то физическое повреждение мозга – неправильно функционирует мозжечковая миндалина, недостаток окситоцина, дисбаланс эндорфинов? Стефан Эдерсон выдал навскидку семь или восемь синдромов, после чего сдался и сказал: «Я ставлю ему диагноз «отшельник».

«Ничто из этого не выглядит убедительно, – сказал Дери. – Этот парень такой загадочный и сложный, что можно очень долго ставить ему всевозможные диагнозы. Он, конечно, исключителен – провернуть такой грандиозный план. Этот ваш Найт словно тест Роршаха – каждый видит в нем свои проекции».

Найт не особо заинтересовался своим предполагаемым диагнозом. «Я узнал про синдром Аспергера только здесь, в тюрьме. Это же просто этикетка, которую шлепают на определенную модель поведения». Он признал, что терапия могла бы ему помочь, однако твердо стоял на том, чтобы любое расстройство, найденное у него, не должно служить объяснением его преступлениям. Он сказал, что не принимает никаких лекарств.

«Я не желаю быть в позиции жертвы. Это против моей природы. Да и не очень-то много я могу поделать со своим диагнозом, как я прочитал. Не думаю, что моя кандидатура подойдет для сбора средств в поддержку таких больных по телевидению. Такие телемарафоны ведь все еще снимают? Ненавижу Джерри Льюиса».

Владельцы домиков на Северном пруду тоже не скупились Найту на диагнозы. Для них он был не просто вором, а еще и мошенником.

«Да врет он все», – объявил Фред Кинг, у которого из домика пропала одна сахарница, после чего все друзья звали его Сахарницей. «Можно, я выругаюсь? – спросил он, очень в стиле Мэна пытаясь балансировать на грани грубости и хороших манер. – Да ни хрена он никакой не отшельник. Я много времени провожу на природе и говорю вам – бред он несет, вот что. Я на тысячу процентов уверен. Зимой температура всегда ниже нуля. Думаю, ему, может, кто из семьи помогал, или другой добрый человек к себе пускал. Или он просто взломал какой-то из пустых домиков и сидел там всю зиму».

Некоторые отказывались верить, что Найт ни разу не болел. Если хранить в лесу еду, авторитетно заметил кто-то, сбегутся еноты и койоты и разнесут лагерь. И как может быть, спрашивали другие, что Найт так хорошо смог разговаривать, почему у него не атрофировались голосовые связки и он не позабывал все слова, если все это время молчал? Один из местных рассказал, что неподалеку есть дорога под названием Найт Корт, и семья Найт – скорее всего, родственники Криса – живет там целую вечность. Наверное, они ему и помогали. И еще, если бы Найт действительно все это время жил в лесу, его бы точно заморозил Великий ледяной шторм 1998 года.

«Все, что достали из его лагеря, воняло, – сказал Стив Тредвелл, работник лагеря «Сосна», наблюдавший за арестом Найта и полицейским обыском в его укрытии. – Но сам Найт пах как чистюля. Да не жил он в лесу. Его история смердит. Буквально».

Десятки жителей Северного пруда высказали свое мнение о Найте, и восемьдесят процентов из них так уверенно утверждали, что он лжец, что оставалось лишь спросить обо всем самого Криса. Правда ли он провел все двадцать семь лет в лесу? Или кто-то помогал ему? Может, он зимовал в домике или хотя бы пользовался время от времени чьей-то ванной?

Найта это немного злило, но он был тверд как кремень. Кроме тех нескольких самых первых недель, когда он ночевал в придорожных мотелях, Крис больше ни ночи не провел в помещении. «Мне никто не помогал, никогда». Он не общался со своей семьей, не принимал душ, ни разу не прилег на кровать или диван. Впервые за эти годы он воспользовался настоящим туалетом в окружной тюрьме Кеннебека. Поездка на заднем сиденье полицейской машины была первой его встречей с транспортом с тех пор, как он бросил в лесу свой Subaru BRAT. «Я вор. Я вселял страх. У людей есть право сердиться. Но я не врал».

Найт выглядел практически неспособным лгать – это заметили и подтвердили несколько человек. Дайан Перкинс-Ванс сказала, что, после стольких лет работы в полиции, ее уже трудно обмануть и даже удивить человеческой ложью. Но насчет Найта у нее не было сомнений: «Я ему безоговорочно верю». Сержант Хьюз испытывал схожие чувства: «У меня нет сомнений, что все это время он жил на улице».

Каждый врач из тех, кто ставил ему диагноз, соглашался, что у Найта нет причин врать. «От него веет честностью, кажется, он не притворяется», – сказала Джилл Холи, профессор психологии из Гарварда. «Полагаю, все, что он говорит, – совершенная правда», – заявил Томас Фрейзер из клиники Кливленда.

Не было ни одного убедительного доказательства того, что Найт лжет. Он не болел, потому что не давал червям и бактериям портить продукты. Вся еда хранилась в запечатанных пластиковых контейнерах и почти все время оставалась в лагере. Животные не приближались к нему, чуя присутствие человека.

К моменту ареста у Найта был всего один комплект чистой одежды – он как раз планировал устроить день стирки. Даже в холодную погоду он держал тело в чистоте и мылся при помощи большой желтой автомобильной губки. Он так хорошо говорил, потому что голосовые связки не атрофируются в принципе, а словарный запас и способность выражать свои мысли сложносочиненными предложениями зависят не от речевого аппарата, а от мозга, который у Криса все это время исправно работал и развивался. Он понятия не имел, что за семья живет поблизости, и никак не был с ними связан. Просто однофамильцы, Найт – распространенная фамилия в Центральном Мэне.