Он жалел, что Великий ледяной шторм случился всего один раз. «Лед, град – это ведь почти жидкость. А во время серьезного холода, того, что способен убить, града не бывает. Да, если ехать в это время на машине, он может серьезно навредить. А для меня это было что-то новое. На самом деле град мне помог. Он толстым слоем лег поверх снега и позволял ходить, не оставляя следов».

Большинство жителей Северного пруда, даже узнав, что историю Найта сочли чистой правдой, не изменили своего мнения о нем. Они были убеждены, что Найт играет в какую-то странную игру, и все, кто верит ему, попадают в ловушку. Они с каким-то остервенением отказывались верить его словам. Некоторых, казалось, раздражало не столько то, что их вещи были украдены, сколько сам факт того, что власти верят «сказкам» Найта. Крис Найт не укладывался у них в головах. Все равно что если бы он настаивал, что умеет летать. Его история одновременно была правдивой и совершенно невероятной.

Местные жители были рассержены, потому что Найт пошел против всего, что было для них естественным, наперекор тому, чему их учили всю жизнь. Даже в Библии Бог не одобряет одиночество Адама: «И сказал Господь: «Нехорошо быть человеку одному» (Бытие 2:18).

Одна из причин, почему в христианстве больше нет отшельников, – а они исчезли в начале XVIII века – это то, что такие люди пугали официальное духовенство. Они были свободными мыслителями, размышляющими о жизни, смерти и Боге, и церковь со своими глубоко укорененными ритуалами и заучиванием священных писаний не одобряла их идей. Фома Аквинский, итальянский священник XIII века, говорил, что отшельники – опасные возмутители спокойствия и послушания и лучше держать таких людей в монастырях, подчинив их строгим монастырским правилам.

Многие психологи рассматривали людей, предпочитающих уединение, как психологически нестабильных. «Здоровье и счастье зависят от умения выстраивать близкие отношения с другими людьми», – писал Зигмунд Фрейд. «У человека должно быть чувство принадлежности к племени», – верил биолог Е. О. Уилсон. «У нас есть потребность в других – психическая, эмоциональная, интеллектуальная. Они нужны нам, чтобы знать даже самих себя», – сказал британский писатель и теолог С. Льюис.

«Уединение необходимо человеку, чтобы делать то, что он хочет, – писал Томас Мертон. – На самом деле, это единственное, что мы можем делать. Вот почему одиночество считается опасным, и его так избегают».

Я начал опрашивать владельцев домиков, а затем и совсем посторонних людей, как долго они могут пробыть в одиночестве. Под одиночеством я подразумевал отсутствие любого общения, будь то телефон, Интернет или смс-переписка. Просто время наедине с собой, без связи, хотя книги, радио и просмотр ТВ не возбраняются.

Девять из десяти опрошенных, подумав, ответили, что не провели и дня в подобном уединении. Возможно, только пару часов, после пробуждения. Мой отец прожил семьдесят три года, но и десяти часов из них не провел в одиночестве. Я однажды отправился в трехдневный одиночный поход, но вскоре встретил пару других путешественников и остановился поболтать, так что у меня на счету около сорока восьми часов. Несколько знакомых исследователей оставались в одиночестве на неделю. Встретить кого-либо, кто выдержал бы месяц, почти не представлялось возможным.

Найт, с его тысячами дней, был каким-то невероятным исключением. Он настолько превысил известный психический и ментальный предел, что поставил под вопрос наши привычные границы возможного. То, что Найт жил в лесу все эти зимы и что он делал во время холодов, было, с одной стороны, прозаично, с другой – удивительно.

Он страдал. Когда заканчивались газ и пища, ему часто становилось «очень, очень холодно». Такой холод часто называют отупляющим, но он осознавал все и всегда. Найт рассказывал, что такой холод вызывает «психическую, эмоциональную, психологическую боль». Его жир потихоньку сгорал, желудок требовал пищи. Крис чувствовал близость смерти. И все же он не разжигал костра и отказывался покидать лагерь, чтобы не оставлять следов, по которым его могли обнаружить.

Когда ситуация была близка к критической, Найт следил за прогнозами погоды по радио и ждал приближения снегопада. За исключением нескольких домов, где жили круглый год и которые он никогда не трогал, в округе зимой было пусто. И Крис знал, в каких летних домиках, скорее всего, были запасы пищи. Собрав остатки своих сил, Крис пробирался по лесу, потом срезал по замерзшему пруду и возвращался, когда начинали падать первые хлопья снега, укрывая его следы.

Он не мог всегда оставаться пассивно спокойным. Иногда что-то проскальзывало и высекало искру там, где Найт прятал свои эмоции. Однажды по радио передали, что в школах идет Последний звонок. Среди прочих диктор упомянул и ту школу, которую заканчивал Найт. В эту секунду на него нахлынули воспоминания. Сердце вдруг сжалось от тоски. Что у него за жизнь?

Он периодически скучал по семье. «Правильнее было бы сказать, что я скучал по некоторым близким в определенной степени». Эти периоды не были продолжительными, родные не занимали много места в его мыслях. Больше всего он скучал по сестре Сюзанне с синдромом Дауна. По возрасту она была ближе всего к Крису – всего на год моложе. «Рядом с ней я провел большую часть моего детства».

Найт честно сказал, что бывали моменты, когда он плакал, но от подробностей воздержался. Иногда, особенно в первые десять лет, ему приходила в голову мысль покончить со всем этим. В палатке он держал свисток. На случай, если он совсем ослабеет и не сможет двигаться, Найт решил дуть в него, сколько сможет, и надеяться, что звуки разнесутся по воде и рано или поздно приведут кого-то к нему на помощь.

Но через какое-то время он окончательно решил, что никогда не воспользуется свистком и не покинет добровольно своего убежища под деревьями. Цивилизация была в трех минутах ходьбы, однако он никогда не сближался с ней, за исключением ночных вылазок. Жажда уединения перевешивала всю боль мира. «Я был готов умереть здесь», – сказал он.

Тысячи поэтов воспели уединение. «Дайте мне жить невидимым, неузнанным», – взывал Александр Поуп, однако большинство из нас страшится одиночества. Насильственная изоляция – одно из самых древних наказаний. Ссылка в отдаленные провинции часто использовалась во времена Римской империи – в частности, Овидий был выслан предположительно за непристойные куплеты. А в море веками практиковалась высадка провинившегося матроса на необитаемый остров, иногда в компании Библии и бутылки рома. О большинстве из них больше никто и никогда не слышал. Если современного Свидетеля Иеговы обвиняют в нарушении церковных догм, членам секты запрещено говорить с ним.

Самое суровое наказание в США, после смертной казни, – одиночное заключение. «Это самый настоящий ад», – сказал Роберт Старк, который провел много лет в одиночной камере тюрьмы Пенсильвании, отбывая наказание за убийство. Томас Сильверстайн, убивший тюремного охранника в 1983 году, был заперт после этого в одиночной камере. «Я был похоронен заживо и молил о смерти», – говорил он.