Я отбивала лопаткой о чугунный край сковороды боевой марш, но огонь меня не слушался, и я чуть не плюнула на сковородку и на себя заодно — ну что я за идиотка такая, заигралась! Спекла бы одну партию, поглядела б на цвет произведения кулинарного искусства — и в мусорку, а оставшееся тесто — в раковину. Нет же, пошло-поехало! Видимо, забыла из чего пеку оладьи! И для кого! Еще не обзавелась мужем-вампиром, а с меня уже семь потов сошло его накормить! Понятно теперь, почему у графа Дракулы было три жены…

Ну куда же запропастился этот чертов карлик?! Я скинула на тарелку последние оладьи и теперь не знала, куда деть сковороду. Он надо мной поиздевался всласть сегодня. Не позволил готовить на газу — типа, низко, спина заболит! Разжег печь — устроил баню. Мне уже хотелось в холодок обтереться снежком, но я двигала сковороду за деревянную ручку туда-сюда, не зная куда приткнуть, чтобы та перестала дымить. Бросить на стол не вариант — нет подставки!

— Наконец-то ты явился! — чуть ли не завопила я от злости, заслышав за спиной шаги карлика.

Черт! А что с лампами? И так романтично горели всего две керосинки. Не могли же они погаснуть одновременно… Или карлик их случайно снес? Вдруг тащит что-то не по росту!

Я обернулась, решив все же позабыть злость и предложить малышу помощь, и сразу поняла причину темноты. Ахнула, вспомнив только что произнесенные мною слова, и отшатнулась от черной груди барона, но к счастью, тот молниеносно схватил меня за талию и вернул к себе на грудь — иначе бы я до хрустящей корочки поджарила на печке пятую точку.

— Сказал же, что лекарство подействует!

Я не знала, где находится сейчас карлик, потому что его голос звенел со всех сторон.

— Так сколько, пан барон, вы откушали уже любовного зелья: один блинчик или целых два?

Я жаждала узнать его месторасположение, чтобы придушить, но в ушах продолжало звенеть, да и рук я вытянуть не могла, оставаясь в кольце стальных объятий. Куда смотрел барон, я тоже не знала — голос его звучал прямо над моей головой, он никуда не оборачивался… Только я не расслышала его вопрос, потому что в голову забрался безумный барабанщик, но когда тот взял паузу, услышала ответ проклятого карлика:

— Полтора шага влево…

И барон шагнул. Оказавшись на свободе, мои руки вцепились в полу пиджака, и я даже услышала, как лопнула какая-то нить. Пришлось отпустить и тараторить за спиной барона что-то про игру и понарошку. Однако то ли я говорила очень тихо, то ли из-за паники перешла на чистый русский, но я услышала, как стукнуло о деревянный стол керамическое блюдо, и через секунду барон закашлялся, явно подавившись моим творением… И под аккомпанемент его кашля, я, как спринтер, рванула из кухни. Мимо карлика, потому что услышала у самого пупка его возглас:

— Пани Вера, куда же вы?!

Я неслась вперед. Подальше от всех и вся. Сейчас отыскать гардеробную и, плевать на машину и прочее, дуть отсюда пешком! Я не участвую в любительских спектаклях! Пусть коротышка зарубит это у себя на носу! Да, я именно это и прокричала в темноту, не обернувшись на его тихие поспешные шаги, а потом, чуть ли не с пеной у рта, крикнула:

— Ты повел себя, как последняя скотина! А я по глупости думала, что мы подружились…

Шаги затихли, и я обернулась. О, нет… Взгляд мой уткнулся не в лицо карлика, а снова в темную грудь, и я с извинениями отступила от барона, радуясь, что вокруг нас темнота. Голова превратилась в огромный помидор, из которого мог сию же минуту брызнуть сок, соленый…

— Простите, барон, я не вам, — еле сумела выговорить я и уперлась спиной в стену.

Сердце билось под самым горлом, и я боялась, что начну икать — от злости, слез и холода.

— Я это понял из контекста, — отозвался барон сухо и глухо, и я стала гадать, сколько шагов нас разделяет. — Я не любитель женских истерик. Вечно беспочвенных. Ваш свитер я не нашел, но накиньте хотя бы платок…

Выходит, стоял он совсем близко, иначе не смог бы так сразу укутать мне плечи.

— А вот и свитер подоспел.

Барон явно вырвал его из рук слуги. Мне бы открыть рот и заставить карлика извиниться за дурацкую игру, но мозг подмерз в нетопленой комнате, и барон успел уже отослать карлика и даже сдернул с меня платок. Одевалась я, к счастью, сама. Барон сразу убрал руки, как только почувствовал на свитере мои, но вот платок вновь накинул на меня собственноручно.

— Пан барон, мне безумно стыдно за этот цирк. Я знаю, что детей ругают за баловство с едой, а взрослым такое вообще непростительно, но мне было скучно, и мы с Карличеком от нечего делать выдумывали вампирское меню… И вот…

Мои мысли путались, язык заплетался, щеки горели… От близости барона.

— To есть мне предстоит отведать еще что-то, помимо оладьев?

В его голосе не прозвучало ни единой нотки смеха. Он злился и имел на это полное право, и я не знала, какими словами замять неприятную ситуацию, а этот мелкий засранец смылся и, небось, хихикает себе в углу. За что он меня так, за что! Я не обидела его ни словом, ни делом…

— Нет, пан барон, — я отвечала предельно сухо, но выдавать слова особо твердо все равно не особо получалось; внутри кипел котел из ста тысяч эмоций.

— Остальное было оговорено на словах… К счастью, мне хватило времени только на оладьи…

Я сказала это и замолчала, услышав короткий смешок Милана. Он должен был обозначать точку в моем монологе или даже в нашем диалоге.

— Меня никто не предупредил о званном ужине. В предвкушении оного я поспал бы лишних два часа…

Ему бы лекции читать. Все студенты бы уснули в первые же пять минут — никаких эмоций, никаких интонаций. Абсолютно мертвый голос. Резкий. Сухой. И причиняющий боль, как удар хлыста для бедной лошади. Но я стояла на месте, не в силах сделать и шага от стены. Я потерялась в пространстве и темноте и не могла понять, куда идти, чтобы вновь не оказаться в объятьях барона. Хватит — теперь они точно будут дву-, а то и трехсмысленными.

— Пан барон, такого больше не повторится. Ноги моей в кухне больше не будет.

— Даже если я попрошу? — снова прозвучал смешок, только как-то отдельно от остальной речи. — Вы великолепно готовите, пани Вера.

Даже глухой бы услышал в этот момент скрежет моих зубов. И глухой в этот момент была только я, потому что в моей голове по новой звучал кашель барона, когда тот подавился моими такими вкусными, по его словам, оладьями.

— Я это поняла, — сказала я, не в силах больше скрывать раздражения.

Он понял, что над ним подшутили. Жестоко. Но сделала это не я, а его собственный слуга. Почему же достается только мне? Ни за что!

— Я не шучу. Это было вкусно, даже с учетом того, что я сунул их в рот на ходу. Мать всегда ругала меня за подобное — сын, не хватай руками, сядь за стол, как подобает воспитанному мальчику, возьми вилку и нож… Наверное, меня плохо воспитали, потому что я до сих пор люблю есть стоя и предпочитаю делать это в кухне в полной темноте… Как в детстве, когда я тайком прокрадывался в буфет… Вы, пани Вера, никогда разве так не поступали?