— Нет, — отрезала я. — Я всегда с вечера клала себе под подушку печенье.

Я говорила правду, чего врать… Сейчас правда важнее, но не родом из детства, а та, что докажет барону, как мне ужасно стыдно перед ним. Я перечислила все известные мне чешские клише, но ни одно из них не возымело над Миланом нужного мне эффекта. Он молчал, внимая моей покаянной речи. Целых пять минут! И наконец заговорил:

— Пани Вера, умоляю… — в голосе барона зазвучали эмоции, но я не могла понять какие, но злости точно среди них больше не было. — Я безумно люблю кровь и орехи, а вместе это двойное удовольствие, вы не находите?

Я молчала. Слова не соответствовали интонации. Словами барон продолжал надо мной издеваться! И за вампира, роль которого стремился навязать ему пан Ондржей, и вообще за напоминание про музей.

— Потому мне тоже захотелось сделать для вас что-нибудь приятное, — продолжал барон настолько игриво, что у меня мурашки разбежались по телу от неприятного предчувствия: чем он меня накормит: жареными мышами?

— Что это может быть, пани Вера?

Я вздрогнула еще сильнее — мышь серая, дура набитая… Тебя, как всегда, угораздило вляпаться вовсе не в сливки. Барон Сметана, наверное, глядел на меня сейчас с совсем не платоническим интересом.

— Вы не знаете, что доставляет вам удовольствие?

— Что доставит мне удовольствие? — почти перебила я, чтобы не допустить никакого двусмысленного продолжения.

По голосу, быстроте реакции и скоростному бегу, лет ему не так чтобы совсем уж много. Короче, барон не настолько стар, чтобы не иметь в отношении женщин дурных мыслей.

— Больше всего на свете я люблю работать.

Я специально не сделала даже секундной паузы, чтобы барон не подумал, что я подхватила игру. Нет, правила диктую теперь я. Его правила могут оказать слишком трудными для выполнения, в связи с чем финишировать я могу совсем не там, где рассчитывала.

— Я понимаю, о чем вы, пани Вера! — сказал барон слишком быстро. Снова сухо, резко и зло.

Так мы друг друга поняли? Вот и прекрасно!

— Пожалуйста, не сегодня. У меня нет ни сил, ни желания объяснять вам причину, по которой музея в моем доме не будет. Никогда! Других желаний у вас нет?

И тут я поняла, что проигрыш в женских руках легко оборачивается победой.

— Вы неправильно меня поняли, пан барон. Я хотела всего-навсего попросить вас выделить мне какую-нибудь комнатку, достаточно светлую и отапливаемую, под временную мастерскую. Я, конечно, рисовала и в мороз, но это был не очень приятный пленэр, и скорее запоминающийся, чем давший какие-то плоды. Наши преподаватели порой бывают очень жестоки к студентам. Я честно не могу держать кисть рукой в перчатке. Сегодня я рисовала в кухне и явно мешала Карличеку, раз он так жестоко мне отомстил.

— Рисовали? — в голосе барона сквозило явное удивление и даже недоверие.

— Да, до кровяных оладьев, — еле выговорила я. — Но вам лучше не смотреть на мои акварели. Это наброски возможного изменения в интерьере кухни… Но эти изменения не нужны, если здесь не будет музея. Я с удовольствием бы порисовала с фотографий какие-нибудь местные виды. У вас есть фотографии, любые?

— Я подумаю об этом, пани Вера.

Я едва успела поблагодарить, как барон заговорил снова. Тихо, будто случайно озвучил мысль, которую пока только обдумывал:

— А вы рисуете портреты?

— Не так, чтобы хорошо. Реалистическая манера дается мне с большим трудом. Я ведь кукольница, как вы помните. Или вы не знали? — поспешила выяснить я пренеприятный пункт нашего с бароном общения.

— Знал, конечно. Ян говорил об этом вскользь. Видимо, слишком смущался говорить о вас при мне. Это ведь нормально для влюбленного мужчины стесняться своих чувств, как вы считаете?

Как я считаю? Да я понятия не имею, как ведут себя влюбленные мужчины! Ни разу с такими не встречалась и навряд ли встречусь!

— Скорее всего, вы правы, — уклонилась я от прямого ответа.

— To есть вы хотите сказать, — барон без предупреждения шагнул ко мне и стиснул руку кожаной перчаткой, в которую впечаталось кольцо, еще с утра в силу дел художественных и кулинарных лишившееся хлопковой защиты, — что Ян не говорил с вами о своих чувствах? Кольца обычно не надевают молча. Это не серьги.

Какое счастье, что барон не схватил меня за уши — они пылали вместе с лицом. Ах, как легко срезаться, вступая с ним в словесные игры.

— Позвольте мне быть с вами откровенной, — пролепетала я, понимая, что от моего жаркого дыхания с барона сейчас потечет грим. — Это кольцо скорее символ наших серьезных намерений работать над чувствами, чем самих чувств.

Я пошатнулась, ища спиной стену, но барон умудрился незаметно оттянуть меня от нее. Теперь не свалиться бы с кочки в болото из трясины низкопробной лжи.

— Понимаете… — говорила я, сама не понимая, что скажу через секунду.

Барон не выпускал моей руки, точно мог в темноте оценить вес и красоту камня.

— Мы совсем мало успели пообщаться в России…

Лучше не говорить, что всего один день!

— Мы думали, совместная работа поможет нам лучше узнать друг друга…

— Так вы его совсем не знаете? — перебил меня барон как-то вовсе не вопросительно. — Неосмотрительно молодой женщине приезжать к незнакомому мужчине. Очень неосмотрительно.

Лицо совсем близко, так отчего же я не в силах увидеть даже знакомую ямочку на подбородке барона, точно на глаза мне надели маску?

— Я ехала не только к нему, но и к вам…

— А это еще более неосмотрительно, — перебил барон пустым голосом.

— К вам в музей, я хотела сказать, — поправилась я нарочно обижено. — Меня не предупредили о вашем нежелании видеть меня здесь в качестве художника по куклам. И теперь, — тараторила я, чтобы барон снова не перебил меня в середине фразы, опошлив ее смысл, — получается так, что я поставлена в очень затруднительное положение, и я не уверена, что в такой ситуации смогу принять правильное решение в отношении Яна.

Фу! Точно экзамен по риторике сдала! Или провалила, потому что барон зло усмехнулся и отпустил мою руку, которая плетью упала вдоль тела, и я еле успела стиснуть кулак, чтобы удержать кольцо на пальце.

— Теперь вы обвиняете меня в краже вашего женского счастья! Браво, пани Вера!

— Я ни в чем не обвиняю вас, пан барон! — в моем голосе против воли появились противные визгливые бабские нотки. — Я не собиралась обсуждать с вами мои отношения с Яном, но раз вы потребовали откровенности, то извольте ответить, насколько вас раздражает мое общество? Я готова дождаться Яна в гостевом доме пана Лукаша, если вы будете из-за меня изводить ночными бдениями бедного пана Драксния!

— Продолжайте, пани Вера. Мне очень нравится выслушивать обвинения от незнакомой женщины. Это у вас в крови. У всех. Чтобы получить оплеуху, мужчине даже не надо ничего делать. Достаточно просто появиться в жизни женщины.