— Ален, ты чего там шепчешь? — вернулся Антон.

— Пою.

— А — а, ты еще и певица, прямо шкатулка с сокровищами.

— Да, я такая, — с вызовом посмотрела на него Алена.

Вместо коронки принцессы на голове у козы появилась императорская корона.

«Издеваешься, Тишин, ну издевайся, а я поеду читать дневники Тишанской, и может быть узнаю, как часы ее мужа оказались у Карлинских».

— А это сувенирчики, — Алена начала выгружать на стол скромные подарки: банку варенья из морошки, коробку конфет, магнитики, кухонное полотенце с видами Невы, шерстяные носки для деда.

— Вот зачем тратилась, — довольно крякнул дед, проводя рукой по колючей пряже, — что у нас своих коз нет, чтобы носки связать, это ж все для туристов, небось страшно дорого?

— Не ворчи, внучка старалась, — бабуля на свет покрутила банку морошки, — сейчас чайку попьем с экзотикой. Как там Питер?

— Ничего так, стоит, — пожала плечами Алена.

Бабушка подозрительно сузила глаза.

— В Кунсткамеру хоть ходила? — дед удобно устроился на табуреточке, собираясь продегустировать сладкие подарки.

— Нет, только в Эрмитаже, но очень понравилось.

В кухне было душно, и стол к ужину накрыли прямо в саду. Вечер прошел в просмотре питерских фоток и воспоминаниях деда, как он в далеком восемьдесят четвертом ездил в Кисловодск в санаторий. Аленка односложно отвечала на вопросы и создавала иллюзию присутствия. Бабушка все время беспокойно на нее поглядывала, но натыкалась на вымученную улыбку.

— Ну, и чего у вас там с Антоном произошло? — прямо спросила Валентина Федоровна, когда супруг ушел смотреть телевизор.

— Ничего, хорошо погуляли, — небрежно пожала плечами Алена, — у него как раз свободный день был. В Эрмитаж сходили.

— Про Эрмитаж я уже слышала. Вы поссорились? — обмануть бабулю было делом заранее проигрышным.

— Нет.

И это была чистая правда.

— Ты ему призналась, а он предложил дружбу? — выдала гипотезу бабушка.

— Нет, конечно! — вспыхнула Алена. — Вот еще, я до такого не унижусь, «Евгения Онегина» в школе проходила, ничего хорошего от этих признаний.

— А что тогда? У вас чего было? Да? — бабушка понизила голос до шепота. — Вот не хотела я ему номер вагона давать, ведь как чувствовала.

— Ба, ну ты чего? Не было у нас ничего, — с легкой усмешкой успокоила бабушку Алена. — Просто ему другая девушка нравится.

И вот тут к горлу подступил комок, а глаза защипало.

— Он тебе это сказал? — насторожилась бабуля.

— Я это видела… ну, как он на нее смотрит, там все понятно, — Алена глубоко вдохнула и медленно выдохнула, чтобы сдержать подступающие слезы. — Но та девица его отшила, сказала, что у них ничего не получится, и он не против был и со мной закрутить. Но, понимаешь, я не хочу быть второй, на безрыбье, не хочу, чтобы он меня обнимал, а о ней думал, сравнивал и сожалел, это противно. Я, наверное, не по-настоящему люблю, другая на моем месте, как, например, его бывшая жена, была бы рада и этому… ну, там — стерпится — слюбится когда-нибудь, рядом и хорошо, и все такое, а я так не могу. В общем, мы остались друзьями, — и Алена, упав на плечо к бабушке, расплакалась.

Бабушка терпеливо подождала, когда основной слезный поток схлынет, мерно поглаживая внучку по голове, потом спокойным ровным голосом сказала:

— Все ты правильно сделала. Ему сокровище в руки шло, а он за пятью рублями побежал.

— Она не пять рублей, она такая уверенная в себе, такая…

— Понятно, и в подметки тебе не годится. Все пройдет, через пару месяцев, а может и раньше, встретишь парнишку, вначале отставку дашь, но он будет настырным, станет бегать за тобой хвостиком, расскажет про свою несчастную любовь, ты ему про свою. Почувствуете, что родственные души, поцелуетесь, а дальше все само пойдет.

— Это вряд ли, — с сомнением покачала головой Алена, вытирая последние слезы.

— Пойдет, пойдет, — заверила бабушка, — а в тридцать лет будешь вспоминать и говорить себе — и чего я тогда так убивалась на пустом месте, а лет этак в шестьдесят, — бабушка сделала паузу, — а в мои годы будешь вспоминать с улыбкой и нежностью.

— Как это можно с улыбкой вспоминать? — не поверила Алена.

— Поживешь — увидишь. Спать?

— Да, наверное, — Алене определенно стало легче.

— С Тишиным не встречайся, меньше видишь, быстрее забудешь. Со Светой на речку завтра сходи.

— Я в музей съезжу, вышивку порисую.

— Замечательно.

Внучка и бабушка поднялись заходить в дом.

— Добрый вечер, соседи, — из-за забора появилась голова Антона.

— Добрый вечер, — сухо кинула Валентина Федоровна.

— А Алену можно на секундочку?

Ну, и как тут видеться как можно реже?

— Устала она с дороги, — бабушка уверенно толкнула Алену к порогу, мол, заходи, — и тебе, Антоша, тоже спать пора, завтра небось на работу. Спокойной ночи.

Вот так вот бабуля разрулила. Завтра наступит новый день, и все будет казаться не таким уж мрачно-безнадежным. «У Мишки вон голова проломлена, это горе, а я на пустом месте слезы роняю. Любофф, видите ли, у нее. Глупости!» Алена при лунном свете подошла к трюмо, разглядывая свое зареванное отражение. «И совсем я не урод, блондинка натуральная. Может действительно приглядеться к какому-нибудь ухажеру, самооценку повысить, а то с этими Миленами да Антонами упала ниже плинтуса».

Призывно пикнул телефон: «Антон». «Чего ему надо? — раздраженно оттолкнула мобильник Алена. — Только на равнодушие настроилась, душевное равновесие восстановила». Телефон пиликнул еще раз, совсем уж жалостливо. Надо было вместо звонка какую-нибудь песню повеселее поставить: «Чунгу-чангу» или «Цыганочку с выходом».

— Алло, — с третьего раза все же сделала одолжение Алена.

— Ну, и что за акция протеста? — услышала она недовольное ворчание Тишина. — Трудно было на секунду подойти?

— Да я и так все помню, — отбила выпад Алена, — соблюдай осторожность, лишний раз из дома не шастай, в расследование не лезь. Ты же меня уже проинструктировал и не по одному кругу.

— Я может просто хотел доброй ночи пожелать, — выдал Антон, — привык уже, что ты рядом суетишься, козлов рисуешь.

Ну, и как это понимать? Зачем он звонит, поболтать?

— Я сейчас не суечусь и козлов не рисую.

Хотелось еще добавить — я с ним разговариваю, но Алена вовремя прикусила язык, все-таки Антон ей ничего плохого не сделал, а даже наоборот.

— Долго еще в Алексеевке пробудешь? — прилетело из темноты.