Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Щекотно, — деловито поясняет и снова вцепляется в меня маленькими ладошками.
Твою ж мать… как я ее учить собрался, если все тело сейчас одно сплошное бревно? То самое, которое Малинке предстоит изображать на утреннике. Язык пересох и провалился куда-то глубоко в желудок. По крайней мере, именно там я сейчас чувствую тугой спазм.
— Максим? Максим, все в порядке?
Голос Ярославы доносится словно сквозь вакуум. Понятия не имею отчего меня так размазало. Что я, детей раньше на руках не держал? Опыт у меня, допустим, не такой уж и большой, но Свят буквально вырос у меня на глазах, и на руках соответственно бывал немало. Но несмотря на то, что люблю я его всем сердцем, такой реакции ни разу не было. Может, все дело в том, что и к маме его я всегда ровно дышал? Понимаю, конечно, что теория “влияние мамы передается ребенку по генам” звучит бредово…. Но других у меня нет. А вот дикое, непреодолимое желание схватить обеих девочек и больше не отпускать, имеется. И я понятия не имею что с этим делать…
Глава 26
Поток эмоций внутри не просто мощный. Он сносит меня лавиной. Хаотично хватаюсь пальцами за скользкий бортик, потому что понимаю, что даже второй бассейн внизу меня не спасет. Если меня все-таки смоет этим цунами, то уже ничего не спасет… Никакая преграда не задержит меня на этой планете.
Легкие и сердце скованы настолько противоречивыми чувствами, что вслед за ними и другие органы начинают работать вразнобой. С одной стороны, картина перед глазами — будто осуществившаяся детская мечта. Та самая, которую много раз загадывали на падающую звезду, о которой писали письмо деду Морозу и с мыслями о которой засыпали.
Алинка на руках у своего отца. С лучезарной улыбкой. Радостная. Счастливая.
С его лицом разобраться намного сложнее. Несмотря на то, что я до рези в глазах впериваюсь в Горского взглядом, так и не могу понять, что он чувствует сейчас. Он выглядит… немного пришибленным. Ошарашенным.
Не удивлюсь, если и сама в этот момент выгляжу примерно так же.
Мне хочется одновременно и вырвать мою дочь из его рук, и срочно бежать за камерой, чтобы запечатлеть этот момент. Потому что уверена, со временем, мне удастся убедить себя, что мне показалось. Возможно, не сегодня… но через несколько дней, через месяц, собственный мозг заставит меня думать, что это был лишь плод моего воображения, последствия солнечного удара или же знаменитый джет лэг. Даже сейчас, стоя всего в метре от них, я уже начинаю искать оправдания увиденному. Потому что иначе быть не может. С чего бы Максиму хватать на руки абсолютно чужого ребенка и смотреть на нее ТАК? Будто он тоже загадывал ее всю жизнь. Будто он тоже об этом мечтал. А еще так, будто он и сам не может поверить в происходящее.
— Ну, ты будешь меня учить? — Алина требовательно барабанит ручками по обтянутой эластичной тканью груди. Обычно в таких футболках плавают всякие серферы из американских фильмов, но что-то я не вижу в руках Максима доску. Там лишь моя дочь… Наша. Его. Он держит на руках свою дочь.
— Конечно, — он слегка трясет головой, будто тоже пытается отогнать от себя какой-то плотный мираж и деловито командует: — Расставь руки вот так. Нет, ладошками вниз.
Малинка покорно повинуется и уже в следующее мгновение, он опускает ее на воду. Я инстинктивно подаюсь вперед, но он ловко перехватывает ее за талию и помогает держаться на воде.
Дочь смешно барахтается, но он спокойно и четко отдает инструкции и вскоре ее движения становятся менее хаотичными. Они вместе добираются до противоположного бортика и снова двигаются ко мне.
— Я плыву, мамочка, — смеется Алина и я показываю ей “большие пальцы вверх”, несмотря на то, что прекрасно понимаю — плывет она исключительно за счет поддержки Горского. Но сейчас этот факт волнует меня меньше всего.
— Ну все, на сегодня хватит, — командую, когда они делают еще пару кругов.
— Ну мааам, — жалобно просит дочь. — Еще чуть-чуть.
— Вечером продолжим. Не стоит долго сидеть в воде.
— Но она же теплая, — она тут же дует губы. — Ты сама говорила, что вода здесь как молоко.
— Алина, — пытаюсь придать голосу твердости. — Хватит. После ужина можем снова поплавать. Мы еще на пляже не были, между прочим.
— Лучше в бассейне, — смущенно встряет Максим. — Я тут вспомнил, что мне нельзя мочить свежую татуировку в морской воде.
— Очень жаль, — выдавливаю из себя, чувствуя какое-то странное разочарование. Какая, собственно, разница почему он решил к нам присоединиться? Я что, всерьез думала, что это отцовское сердце привело его в бассейн? Что придя на пляж, он вдруг понял, что без нас отдых ему не мил… Дура. Какая же я дура! Горскому всего лишь нельзя было купаться в море!
Делаю мысленную пометку провести оставшиеся дни отпуска исключительно на пляже и забираю у него дочь. Точнее, пытаюсь забрать. Но босс ее не отпускает и с улыбкой предлагает:
— Я помогу.
Язык свербит от желания напомнить ему, что в воде ее тело гораздо легче, чем на самом деле и помощь бы мне пригодилась пару лет назад, когда приходилось таскать на себе и дочь, и тяжелую коляску, но я вовремя сдерживаюсь. Горский будто специально тренирует мою выдержку. Еще чуть-чуть и я легко дам фору любому буддийскому монаху.
— У моего папы тоже есть татуровка, — важно замечает Алина, коверкая слово. — У тебя какая?
— У меня их много, — улыбается Максим и начинает закатывать рукав. Потом, видимо, вспоминает мои обещания натравить на него полицию и уточняет: — Это всего лишь рука, Ярослава. Здесь все мужчины гораздо более обнажены, чем я.
Тут мне, к сожалению, нечем крыть. По крайней мере, два качка у шезлонгов в плавках, больше похожих на мои стринги, отобрали такую возможность. Тем более, он собирается продемонстрировать дочери правую руку, а я хорошо помню, что дерево у него на левой.
Мы обе впиваемся взглядами в испещренное чернилами предплечье и я моментально замечаю свежую татушку. Во-первых, она немного отличается по цвету, а во-вторых, это самолет. Или скорее планер, раз уж так называется наша компания. Видимо, Горский решил увековечить на себе свое недавнее приобретение. Но шокирует меня совсем не это… чуть выше локтевого сгиба у него есть