Пусть я не всевластна и самонадеянна… Но ведь кто-то должен восстановить справедливость? Маленькая месть не ради себя, но для Софии. Откровенно говоря, это наименьшее, что я могла для нее сделать.

На лице Мелании промелькнула победная улыбка, незаметная — уголки губ едва приподнялись. Ректор, ни о чем не подозревая, разговаривал со своей родственницей, когда бокал с вином, «нечаянно» задетый рукой Тарт, стал падать на стол в его сторону.

Бокал бы опрокинулся, вино бы разлилось, а Тарт, извиняясь, кинулась его вытирать. Идеальный сценарий. Банально, но действенно.

Однако бокал завис в воздухе, словно остановленный во времени, и спустя мгновение качнулся и встал на место.

— Будьте осторожны, — жестко бросил ректор, подхватывая сосуд и передавая его слуге. — Уберите, — приказал он и вновь повернулся к леди Анелин.

Мелания сидела ошарашенная, сконфуженно глядя на стол перед собой. Похоже, я была единственной, кто заметил ее маленький позор и предусмотрительность ректора. Он будто догадался. Будто прочитал ее мысли.

Мелочь, но его готовность ко всему неизменно раз за разом поражала меня.

Глава 11. Три встречи

Остаток ужина я просидела с прямой как палка спиной, стараясь не смотреть на Бенедикта, и облегчённо выдохнула, только когда он поднялся из-за стола. Стоило ему скрыться, как девушки расслабились, разговоры стали громче и веселее. Я выждала несколько минут, без аппетита ковыряя вилкой салат, и удалилась в свою каюту. По пути несколько раз оборачивалась — между лопатками зудело от чьего-то взгляда, но понять, кто за мной наблюдал, не удалось.

Когда стемнело, я вернулась на палубу. Мачта и паруса подсвечивались, разгоняя мрак, отчего звезды на небе едва виднелись. Облака, словно стая серых птиц, стремительно проносились мимо — за магическим барьером, окружавшим корабль, неистовствовал ветер.

Тихо ступая, я минула храпящего матроса, устроившегося на одной из бочек. Я его прекрасно понимала — сама, сидя в каюте и дожидаясь темноты, едва не уснула от мерного покачивания корабля. Но сейчас мое сердце замирало от восхищения. Ночью, в относительной тишине и одиночестве, полет был еще более захватывающим.

Мне до сих пор не верилось, что я находилась здесь. Слишком невероятно.

Я заметила темную фигуру у борта корабля. Ректора невозможно было не узнать, хотя в этом он был не одинок. Все друзья Бенедикта казались особенными людьми.

Подобное притягивает подобное. Что ж, жизненная мудрость работает и в случае господина Карра.

— Это вам, — без приветствия и промедления протянула я свиток, в котором на основе своих наблюдений записала семь имен. Даже высказала вкратце мнение о каждой из предложенных претенденток. — Прошло еще слишком мало времени, и я могу ошибаться, но думаю, вам стоит к ним присмотреться.

Бенедикт молча раскрыл свиток и взглянул на неровные строчки.

— Ваш почерк… В следующий раз пишите аккуратнее.

Я нахмурилась, заглядывая через его руку в список.

— Вы сильно удивитесь, если я скажу, что старалась?

— Неужели? — саркастически раздался голос надо мной.

— Да, — кивнула я. — Обычно мысли бегут впереди меня. И это сказывается на письме.

Подняв голову, оказалась с ректором лицом к лицу. И ведь не заметила, что мы стоим так близко. Еще несколько дней назад такого произойти не могло — чем чаще я с ним общалась, тем меньше боялась.

Отшагнула назад.

— Что ж, видимо, это лучшее, что я смогу увидеть, — сухо констатировал Бенедикт, сворачивая свиток.

— Рада услужить, — буркнула я.

Кажется, план найти к компромисс шел под откос.

И это неправильно.

Я со смешанными чувствами посмотрела вдаль, на пелену облаков, плывущих чуть ниже корабля.

Надо извиниться. Хватит вести себя как маленькая девчонка. Это не серьезно. Но признавать свои ошибки нелегко, и я медлила. Да и он тоже хорош. Бывает такой тип людей, с которым просто невозможно сойтись.

— Хочу извиниться перед вами. Я был не прав, — вдруг проговорил ректор. — Мое поведение было недостойным. И мне сложно найти причины, которые его оправдают. Я про свои слова в башне и то досадное недоразумение.

Недоразумение? Впервые я встречала такую формулировку.

— Вы хотели сказать поцелуй? — оглянувшись и убедившись, что мы одни, спросила я.

— Да.

— Знаете, вы не производите впечатления человека, подвластного чувствам. Вы меня удивили. Очень. Я представляла вас немного другим. — Меня словно прорвало, я говорила все, что приходило в голову.

— Давайте на «ты». — Бенедикт же оставался серьезен. Он улыбался не столь часто, но выражение его лица смягчалось, когда мужчина был настроен миролюбиво.

— Ладно, — в этот раз благосклонно согласилась я.

— И каким же ты меня представляла, Эльза? — облокотившись на борт воздушного корабля, вкрадчиво спросил ректор.

— Мне все так же нельзя врать?

— Нет.

— Зато ты можешь на меня разозлиться, и потом… Как ты говорил, решаешь проблемы личного характера совсем иначе, чем академические?

Бенедикт отвел взгляд, вздохнул.

— Ты ведь еще цела? Хотя должен признать, характеристика меня как каменюги, потому что я слишком чопорный и раздражающий, совсем не то, что мои уши предпочитают слышать.

Я потупила взгляд, но между тем все равно нашлась что ответить:

— Зарвавшаяся девица — тоже далеко не самый приятный комплимент.

Почему-то, когда дело касалось ректора, я словно превращалась в другого человека. Поведение, реакции, а порой и мысли менялись до неузнаваемости. И это меня настораживало — я хотела контролировать себя.

— Ладно, теперь ты меня извини. Я нервничаю, и из-за этого грублю. Это защитная реакция.

Наверное…

Вот так понемногу боевой запал, да и вообще разговор сошел на нет.

Потихоньку меня стали одолевать мысли о прошлом, и в какой-то момент я даже забыла, с кем нахожусь рядом.

— Знаешь, я всегда грезила о полете на воздушном корабле. Хотя должна признать, я вообще о многом мечтала, наверное, как и любой ребенок, — хрипло прошептала я.

— И что же испытываешь теперь? — Голос Бенедикта не привел меня в чувство. В нем, наоборот, звучал интерес, и я невольно раскрылась:

— Странно, но почти ничего. Нет, вид, конечно, красивый, особенно если смотреть вниз. Но на этом все. И это меня пугает.

— Почему?

— Я… боюсь разучиться мечтать. Пусть это звучит глупо, но я хочу смотреть на мир глазами, полными восхищения, а не усталым взглядом старика. Те, кто становятся такими, часто оправдываются тем, что они выживают. Это печально. Не хочу так. Хочу жить, а не выживать.