– Ты что, майор, совсем, что ли, того? Совсем служба мозги съела? – зло выдохнула девушка. – Окстись, начальничек! Какой тут шопинг-жопинг, в этой сраной дыре? Мужчину, говоришь? Где это ты тут мужчину видел? Может, себя имеешь в виду, барсук ты холощеный? Все вы тут не лучше зомбяков. Да нет, хуже, зомбяки – те хоть в душу не лезут и под юбку, а вы…

Майор покосился на Ночкину фигуру, неразличимую под пятнистым угвазданным вусмерть летным комбинезоном, почему-то засмущался и совсем уж невпопад сказал:

– А ты, девонька, юбку и не носишь, я тебя в юбке-то ни разу и не видел.

– Ну, не под юбку… – Ночка тоже почему-то смутилась.

Добрая она была девка, в сущности, и майора было немного жаль, хотя, если разобраться, чего его, паразита толстомясого, жалеть? В Зону не ходит, сидит здесь, воображает, что чем-то рулит, все на старость копит, барсук и есть. И не молодой уже. Вон и лысина у него на башке намечается, и мешки под глазами, почки, наверное… А все мало! И вообще гадостно это – всю жизнь на старость копить.

– Ты пойми, Слана, – снова начал майор. – Вот ты уедешь, например, в Москву, на Большую Землю, и что там тебя ждет? Денег у тебя хрен да маленько, пара сотен тысяч зеленых от силы, а может, и того меньше. Ты что, думаешь, для Москвы это деньги? Тьфу это для Москвы, а не деньги! На такие деньги в столице ты и жилья путного не купишь, разве что конуру какую на окраине, да и то, если эти… риэлторы не облапошат. А жить ты там на что собираешься? Профессии у тебя нормальной нет, пилотские твои таланты в столице никому и на хер не нужны, кроме того, для закона ты преступница, так что ежели что вскроется, то куковать тебе, милая, на зоне до морковкина разговенья. Одну Зону на другую поменять желаешь?

– Так другие же как-то устраиваются, – начала было девушка, но майор почуял, что на верном пути, и наддал, даже слезы отеческой в голос подпустил:

– Другие, говоришь? А много ты других видела, которые устроились? Совсем не видела? Вот что я тебе скажу, как отец скажу, прямо: другие либо на панель идут, либо спонсора находят, а это та же панель, только этажом выше. Для панели ты не годишься, товарный вид не подходящий, да и спесива больно, тем более спонсоры – они нынче знаешь какие разборчивые? Да там такие павы в этой Москве, а ты птаха невидная, ночная, туда же… Такие павы!

Майор даже задницу отклячил, показывая, какие по Москве бродят павы. И губы сложил бантиком, бантик, правда, получился ненатуральный, скорее кукиш, чем бантик.

– Разберусь, – оборвала его Ночка. – Как-нибудь без твоих сопливых советов разберусь. В общем, документы, банковские карты, все что положено. Отдай, не доводи до греха. Контракта я с вашей братией не подписывала, но, помнится, договаривались мы, что как только почувствую, что Зона меня больше не принимает, так и сворачиваю аэродром. Помнишь уговор? А она меня больше не принимает. Вот так-то, майор!

Майор уже понял, что Ночка не останется, не такой уж он был дурак, чтобы не понять, только уж больно не вовремя все получалось – Кардан, паразит, сидит на губе, и неизвестно, когда его можно будет без особого шума выпустить. Девка вон ни с того ни с сего в столицу намылилась… Так что таскать из Зоны хабар, получается, некому. Хоть самому лети… Но самому не положено, да и уметь надо. Майор вдруг отчетливо понял, что на самом деле ничего-то он не умеет, даже командовать толком не умеет, Кардан всеми делами заправляет, а он, начальник, так… С боку припека. На какое-то мгновение ему захотелось самому сходить в Зону, может, после этого он хоть сам себя уважать станет. Но в Зону ходить тоже надо уметь. Неумеючи ведь и гробануться недолго, а у него еще кредит за дом под Рязанью не выплачен. Да и при чем здесь кредит, что еще за чепуха в голову лезет! Эх, а ведь девка-то хоть и слывет ведьмой, но простая, как дошкольница, и скорее всего не врет, что Зона ее из себя поперла. А может, и не врет, потому что ведьма, и точно знает, что не примет ее больше Зона, а значит, и соваться туда нечего. У баб свое чутье и свои заморочки. Сегодня подружки-подруженьки, а завтра сожрать друг дружку готовы. Вот и у Ночки с Зоной так.

– Ладно, – сказал майор. – Только ты того… уходи по-тихому, чтобы никто не видел и не слышал. Понимаешь? Карточки и документы сейчас принесу, жди пока здесь, никуда не уходи. И еще – одежду другую купи, хотя у тебя, наверное, есть. Юбку надень, туфли… Ну, джинсы хотя бы, знаешь, есть такие, тянучие, в облипку, стрейч называются. Тебе пойдет, ты худенькая. Не в летном же комбинезоне поедешь. На КПП тебя пропустят, я скажу, а если кто на станции спросит – скажи, к парню своему на присягу приезжала, он тут служит срочную. Приезжала на присягу, попала на похороны. Здесь это запросто, сама знаешь. Пожалеют и особо доставать не станут, полицаи ведь тоже люди. Поняла? Я тебе и бумажку нужную сделаю, чтобы все было чин чинарем.

Ночке стало смешно и как-то неловко. В части ее знали почти все, да и поселилась она здесь же, на жилой территории, снимала квартиренку у вдовы какого-то лейтенанта, сгинувшего во время одной из зачисток. Может, насмерть лейтенанта прибили, а может, не совсем. Бродит теперь по Зоне зомбяком неприкаянным, и возвращаться ему некуда. Кто ж его такого ждать будет? Не принято нынче ждать. Сама вдова получила за лейтенанта «смертные», да и укатила к маме с папой, молодая еще была, бездетная, а квартира в городке осталась пустовать. Кому она нужна здесь, эта квартира? А тут – какая-никакая, а денежка, пусть почти символическая.

Знали Ночку местные обитатели, некоторые догадывались даже, чем занимается, другие тоже догадывались, но неправильно, хотя логика в их догадках была. Чем может заниматься молодая девка в воинской части предзонья? Да именно тем самым и может. Подцепить, конечно, какую-нибудь гадость можно запросто, военные ведь тоже в Зону ходят, но, с другой стороны, и заработать можно нехило. И не узнает никто, посторонних здесь нет. Ночка таких не разубеждала. Ей, в сущности, было наплевать, что о ней думают. Здесь она работала, не ночная бабочка – сова, птица тайная, дневным глазом невидимая. А жить в полную силу собиралась не здесь, а все, что случается до настоящей жизни, – оно как бы и не существует. Ошибалась, конечно. Многие ошибаются. Пернатые души особенно. И не только здесь, в предзонье.

Жалко было расставаться с «Совушкой», привыкла она к своему аппарату, пилоты вообще относятся к своим машинам как к живым существам. А как же иначе? Ведь если не верить в машинную душу, то получится, что какая-то железка, и на тебе – летает! Железки сами по себе не летают, летают души людей, вложенные в эти железки. И пилоты.

Ночка быстренько собрала вещи. Вещей-то было всего ничего, так, сумка туристическая да рюкзак. Считай, с чем приехала, с тем и уехала. Карточки, их было три, зеленая, с какой-то нарисованной букарашкой на фоне травы, серо-серебристая и еще золотая. Пин-коды она помнила наизусть. Немного наличных, тысяч десять деревянными – это в карман джинсов. А карточки и документы – за пазуху, в бюстгальтер, как мама учила… Мама говорила «лифчик». Все-таки неудобно, наверное, городские девушки носят карточки в другом месте, в сумочке, как их сейчас называют – клатч? Подходящей сумочки не нашлось, ладно, сойдет и так… В Москве она во всем разберется, она быстро учится. Научилась же летать, научится и столичной жизни.