представил ее семейству и удалился на работу — пришел состав цистерн, начиналась заливка.

Жена Антоновича, приветливая женщина с пронзительными серыми глазами, поила детей и гостью чаем и расспрашивала Людку о ее семье, о ней самой. Нина и Мария, очень похожие на отца, с интересом слушали. Сашка прихлебывал ароматную жидкость, поглядывал ясными материнскими глазами и улыбался.

Первоначальная скованность побуждала гостью отвечать на вопросы односложно, но теплая атмосфера за круглым столом растопила смущение и зажатость девушки, и она, порозовевшая от выпитого чая, внимания женской половины Василюков и присутствия довольно симпатичного парня, успокоилась и разговорилась. Провожали ее все дети Антоновича.

В ближайший вечер отдыха Александр, уже как знакомую, пригласил ее на танец, затем вызвался проводить домой, и Людка согласилась: сердце ее было свободно, ни о ком не тосковало — все ее кавалеры остались в прошлом, а молодая кровь кипела и искала объект обожания.

С сестрами Василюка она тоже подружилась. В выходные вчетвером молодежь бродила по поселку, хохотала над случайными нелепостями, шутками, фотографировалась. Когда аппарат оказывался в руках у Александра, девчонки хихикали, из ложной скромности просили их не снимать, прятались друг за друга, за деревья, а парень щелкал и щелкал неутомимым прибором, дразнил сестер и Людку и ловил их все дурашливые позы. Так и вошел он в жизнь Никитиной.

Странный это был человек. Никогда нельзя было понять, о чем он думает, что чувствует, что у него за душой. На все Людкины высказывания отвечал улыбкой тонких губ, каким-то коротким смешком и словом «да». Эти растянутые губы и хохоток производили ощущение неопределенности. Они, казалось, выражали удовольствие и веселье, но такие, какие приятность и сияние излучает елочный шар — одинаково, постоянно, для всех. Что за ними скрывалось, Людка не знала, да и разгадать бы не смогла: настолько это было еще по-детски наивное, доверчивое существо — нравится парень, и все, а почему, не знает.

Парень и девушка как будто встречались. Действительно, как будто, настолько их общение было непонятным и необъяснимым. Василюк никогда не назначал Людке свидания. Увидятся возле клуба — подойдет, заулыбается, то ли кокетливо, то ли просительно, спросит: «Погуляем?» − и идут прогуливаться. Пригласит танцевать — пойдут, потанцуют.

В кино он ее тоже не приглашал, шел один и до начала сеанса сидел одиноко — без партнера или партнерши, — отправлял неизменную, ничего не выражающую улыбку в кинозал и только иногда посматривал на девушку броским взглядом. Она, сидя рядом с сестрой Валькой или подругой Лариской, тоже замечала его, недолго смотрела, затем отворачивалась и, возбужденная до нервозности, без умолку болтала.

— Людка, — спрашивала Лариска, — ты с Василюком водишься?

— Кажется, — задумчиво говорила та.

— Что значит, кажется?

— Не знаю, иногда ходим гулять.

— И все? А целоваться?

— Целуемся.

— А тебе не кажется, что он выраженный эгоист? — возмущенно говорила подруга. — Он же тебя за пустое место держит, за какую-то дурочку. И ты так себя и ведешь. Ну, разве можно назвать умной ту, которой крутят-вертят как хотят? Гони ты его ко всем чертям собачьим!

Людка в ответ на увещевания и призывы подруги ничего не отвечала, никуда странного ухажера не гнала и продолжала видеться с парнем-загадкой. Может, потому, что никто больше не ухаживал за ней? А может, хотела парня понять, поэтому шла навстречу его прихотям? Возможно, ей хотелось сломать щит его улыбчивой неприступности, покорить это неуловимое существо да так, чтобы Сашка влюбился в нее по-настоящему, чтобы его бездушная улыбка наполнилась нежным чувством, предназначенным именно ей? Есть такое желание у девушек — подчинить себе непокорного парня, и Людка не была исключением. В общем, она сама не знала, чего хотела, и плыла по течению.

Глава 19

В ожидании нового

Осень окончательно оголила деревья, заплакала дождем, заставила одеться потеплей. Прогулки в холод уже не так часто, как в теплые вечера, выманивали молодежь из помещений, свидания Людки и Александра проходили все реже. К тому же работа и учеба тоже требовали времени, внимания и немалых усилий. Нужно было отправлять в институт контрольные, и Людка мучилась над заданиями. Особенно огорчала ее неподатливая начертательная геометрия.

«Черт возьми, ну почему у меня ничего не получается?» — в крайнем раздражении думала она, в очередной раз пытаясь выполнить студенческую работу. Спроецировать деталь непонятного механизма на плоскость студентке-заочнице никак не удавалось — создать чертеж она не могла. А надо!

— Лариска, что делать? — сдавая смену подруге, делилась своими переживаниями Людка. — У меня воображение совершенно не пространственное. Я представить себе не могу, как деталь выглядит на чертеже.

— Ничего, как-нибудь справишься, — пыталась успокоить ее та.

— Нет, не справлюсь, — обреченно вздыхала расстроенная студентка. — У меня голова пухнет от этих точек и линий: какая и куда должна лечь в чертеже, я не знаю.

— Тогда нужно найти того, кто тебе поможет. Сейчас старшекурсники из Тбилиси у нас на практике. Видела высокого красавца в операторской?

— Ну, видела, и что?

— Парня зовут Гурам. Попроси его. За спрос не дают в нос. Может, и согласится.

Совет подруги показался Никитиной вполне приемлемым, и в очередную свою дневную смену она решила им воспользоваться. Гурам оказался веселым отзывчивым парнем. Он не отказался прийти к Людке вечером домой и помочь с контрольной. Осталось спросить разрешения у родителей.

— Мам, — как всегда девушка обратилась по делу к Екатерине. — Ты не будешь против, если к нам придет парень-грузин, студент из тбилисского института, помочь мне по начертательной геометрии?

— Что, не можешь сама?

— Да я уже как только ни старалась. Ерунда какая-то получается.

— Кто он такой? Очередное твое увлечение?

— Ну что ты, мам! — возмутилась дочь. — Какое еще увлечение! Он практикант, на работе видимся.

− Гляди, кавказцы — народ горячий и настойчивый. Девушек русских любят. Прицепится — не отвертишься.

− Да он нормальный парень. Не замечала за ним ухлестывания.

— Ну, смотри. А когда он придет?

— К девяти вечера приглашу, чтобы вам не мешать.

— Хорошо. Накорми его, чаем напои — студенты вдали от