Идиоматическое выражение «видеть в людях то или иное» означает относиться к ним тем или иным образом. Однако в последних двух разделах я предпринял попытку буквальной его трактовки – через прочтение слова «видеть» в строгом его значении.

Обращение с людьми как с недочеловеками

Я считаю, что суть унижения заключается в отрицании принадлежности человека к «человеческому семейству»24. Унижать людей – значит обращаться с ними как с нечеловеками или относиться к ним так, как будто они не являются людьми. Обращаться с людьми не по-человечески – значит обращаться с ними как с вещами или животными. Важная роль церемоний и жестов унижения связана с тем, что неотъемлемой составляющей последнего является действие категории «как будто» по отношению к унижаемым: как будто они неодушевленные предметы, инструменты, животные. Однако же такое унижающее отношение не является подлинным. Подлинное отвержение основывается на обращении с людьми как с недочеловеками, как с человеческими существами низшего порядка. Отвержение же людей как членов человеческого общежития и отношение к ним как к вещам или животным, напротив, не выражает подлинного к ним отношения. Суть подобных аттитюдов заключается в мнимом приравнивании их жертв к вещам или зверям. Столь замысловатый способ подачи проблемы обусловлен тем, что рассматриваемые аттитюды суть не просто ложные убеждения, в соответствии с которыми некоторые люди не считаются настоящими людьми. В данном случае ключевую роль играет слово «позиция», обозначающее более базовые по сравнению с убеждениями аттитюды. Говоря о базовых аттитюдах, я не имею в виду неосознанную реакцию. Если выразить «позицию» в словах, получившиеся высказывания будут отличаться от высказываний, выражающих убеждения. Они будут рамочными высказываниями. Посредством рамочных высказываний устанавливаются правила репрезентации мира. Когда мы говорим про другого, что он не машина и у него есть душа, мы тем самым задаем рамку восприятия этого другого. Подобные высказывания позволяют нам придерживаться тех или иных убеждений касательно других людей – убеждений относительно их желаний, чувств и образа мыслей. Высказывание, выражающее убеждение, всегда амбивалентно: недостаточно знать, какие факты окружающей нас действительности делают его верным, нужно также иметь представление о том, что было бы, если бы оно оказалось ложным. Рамочное высказывание «У нее есть душа» не амбивалентно. Мы не знаем, что бы оно означало, если бы было ложным. Тот факт, что другие человеческие существа обладают душой, то есть подлежат психологической интерпретации, является не гипотезой, а рамкой репрезентации людей как таковых. Рамочные высказывания определяют способы репрезентации объектов нашей действительности. Посредством рамочных высказываний выражается отношение, не являющееся результатом того или иного решения. Это вовсе не значит, что позиция, очерченная рамочными высказываниями, неизменяема, однако ее изменение не зависит от принимаемых решений.

Данный анализ переместил фокус нашего рассуждения с позиций по отношению к другому на позиции по отношению к рамочным высказываниям о другом. Теперь вернемся к проблеме человеческого обращения с другим вне контекста отношения к высказываниям.

Мой основной тезис состоит в том, что унижение, как правило, подразумевает человечность унижаемого. Унижающий подвергает свою жертву остракизму как нелюдя, однако акт отторжения как таковой предполагает, что отторгаемый сам является личностью. Данное утверждение близко по духу к гегельянской диалектике господина и раба. Господин стремится к абсолютной власти над рабом, однако в то же время он желает, чтобы раб признавал его абсолютную власть над ним. Это два конфликтующих желания. Установка хозяина в данном случае такая же, как у футбольной команды, которая, с одной стороны, хочет разгромить соперника, но, с другой – желает, чтобы ее победа воспринималась как достижение. Сокрушающая победа снижает ценность выигранного матча, так как свидетельствует о несостоятельности побежденной команды. Здесь-то и кроется противоречие: желание разгромить противника соседствует с нежеланием этого. Хочется одновременно и одержать решительную победу, чтобы продемонстрировать полное превосходство над противником, и не допустить его полного разгрома, чтобы сохранить ценность достигнутого превосходства.

Если рассматривать взаимоотношения «господин – раб» в рамках дихотомии унижения и уважения, то само по себе унижение раба хозяином представляется внутренне противоречивым. Ведь для того, чтобы акт унижения, подразумевающий отрицание человечности унижаемого, мог иметь место, унижающий должен воспринимать свою жертву как существо сознательное, а значит, обладающее внутренней человеческой ценностью. Акт унижения характеризуется демонстрацией абсолютного превосходства при одновременном стремлении к признанию, а это сочетание невозможно на чисто понятийном уровне. Абсолютное превосходство достижимо только над тем, кто или что не является человеческим по своей природе; признание же может быть получено только от других людей.

Отношения «господин – раб» вооружают нас простым способом проверки допущений, на которых основывается унижение. Институт рабства как таковой – в тех формах и проявлениях, в которых он существовал, к примеру, в Древнем Риме или на американском Юге, – свидетельствует о том, что при всей его угнетающей жестокости он никогда не основывался на восприятии раба как обычной вещи или тягловой лошади. Это вовсе не значит, что отношение господ к рабам становилось гуманнее по причине человечности последних. И все же детей рабов с американского Юга крестили в церкви, но при этом никто не считал, что крестит плуги или пони. Рабов действительно продавали на невольничьих рынках, и потенциальные покупатели действительно осматривали их зубы, чтобы убедиться, насколько те здоровы, точно так же, как при покупке лошадей. Сама по себе практика работорговли показывает, что рабы обладали меновой стоимостью, однако применявшиеся к ним требования касательно принадлежности к христианской конфессии свидетельствуют о том, что работорговцы вполне ясно осознавали их человечность.