– Торжественно клянусь! – Безоружный с шутливой серьезностью поднял перед собой два пальца, поцеловал их и прижал к груди. – Ну-ну, не тяните!.. Я весь горю от нетерпения, словно девица на выданье…

Лазарев вздохнул, взъерошил волосы пятерней и начал:

– Началось это все в августе прошлого года…

* * *

– И что ты по поводу всего этого думаешь?

Самохвалов с Макаром сидели на безлатниковской кухне и неодобрительно разглядывали никак не желавший закипать чайник на газовой плите.

– Думаю, что с черными теперь так и так война… Не простят они нам жмуров, ох не простят…

– Я про то, что мужики эти рассказали.

Действительно, Павел, поначалу деятельно изображавший сотрясение мозга и общую прострацию, мало-помалу втянулся и то и дело дополнял Костин рассказ новыми подробностями.

– Да не верю я в эти бредни… – пожал литыми плечами шеф безопасности, со скрипом почесывая заросший рыжей стерней квадратный подбородок с «дугласовской» ямочкой. – Думал, что эти лохи сразу расколются до ж…, как поленья, а они, вишь, пургу какую-то несут… Похоже, придется силу применить.

– Да-а-а… Бред, конечно, полный… Я бы еще понял того толстого…

– Никакой он не толстый, – пожал плечами Макар, сам не отличающийся хрупкой конституцией и болезненно относящийся ко всем подобным выпадам, даже не в свой конкретно адрес. – Так, плотный немного…

– Пусть будет плотный… Ему-то по голове попало и все там могло перемешаться… Вообще не пойму, как ему башку не проломили.

– Ерунда, – отрезал Макар, наклоняя стриженую макушку, сплошь испещренную белыми полосками старых шрамов. – Мне сто раз перепадало, да еще и не так, и ничего.

– Ну сравнил!.. То ты, а то интеллигент… Но второго-то по голове никто не бил.

– Да придумали они эту туфту сообща, вот и все. Книжек поначитались и думают прокатит фуфло.

– А ты бы смог так складно врать, когда тебе только что чуть башку напрочь не отстрелили, а, Мак?

– Легко!

– Сомневаюсь… Что-то слишком легко все сходится… И золото с «Советского» в эту версию тютелька в тютельку ложится…

– Все равно ерунда. Не бывает такого.

Чайник наконец-то засвистел.

– Неправдоподобно, согласен… – Самохвалов задумчиво протянул руку и выключил конфорку. – Но кто нам мешает проверить?

– Как проверить-то?

Владислав пристально посмотрел в водянистые глазки Макара.

– Слушай, а тебе не слишком часто в детстве по балде перепадало? Смотаемся туда с этими фантастами доморощенными и проверим. Если туфта – просто черным подарим, когда вернемся, да и все. Заодно, может, и без стрельбы обойдется…

– А не туфта?

Владислав покачал головой и постучал костяшкой пальца по лбу своего цербера, а потом по столешнице. Звук вышел примерно одинаковый…

* * *

– Ну и где тут ваш Парадиз?

Кавалькада из трех черных джипов домчалась до места меньше чем за двенадцать часов. Похоже, Костя зря так презрительно думал о заморских машинах, начитавшись ура-патриотических статеек про «пляжную технику». Правда, это были и не «лендроверы»…

Костя и Павел выбрались из машины, чтобы размять затекшие за долгую поездку ноги. Обоих сверлила одна и та же мысль: «А что, если ворота снова закрыты „на переучет“?..»

Такое случалось не то чтобы часто, но с настолько удручающей бессистемностью, что друзья, начавшие было высчитывать закономерности в работе капризного механизма «шкуродера», скоро махнули на это гиблое дело рукой. Проще, наверное, было предсказать погоду на май будущего года, чем то, открыты или закрыты будут ворота Парадиза на этот раз. Точно так же, на сколько именно минут, секунд или даже часов будут отставать или спешить часы по разные стороны «рубежа».

Абсолютно непредсказуемы были и периоды «простоя». Рекордно долгим был срок три с половиной недели, а самый короткий длился всего четыре часа. Однажды проход закрылся прямо между друзьями, как раз протаскивающими сквозь него длинную связку заготовок, и им пришлось провести по разные стороны Грани Бытия долгие двое суток, тупо разглядывая сверкающие срезы рассеченных, словно каким-нибудь боевым лазером, стальных трубок и стержней. Страшно было представить, что было бы, замешкайся кто-нибудь из них «на границе»…

– Ну-ну, показывайте! – подтолкнул их в спины Безоружный, который за время поездки обрел имя и даже успел превратиться из господина Самохвалова сначала во Владислава, а потом даже во Влада.

– Или набрехали все-таки? – набычившись, спросил рыжий, теперь звавшийся Макаром. – Лучше сразу признайтесь – целее будете.

– Н-нет…

– Тогда пошли?..

До «шкуродера» добрались, изрядно сопрев и перемазавшись пылью, а Макар, к тому же поскользнувшись, разодрал брючину джинсов от низа до самого колена.

– Ну, не дай Бог, туфта… – злобно пыхтел он. – Пристрелю обоих тут – назад не потащу.

– Остынь, Мак! – хохотал через плечо Самохвалов, единственный из всех «альпинистов» не потерявший присутствия духа и даже, похоже, радовавшийся подобному экстриму. – Это штаны твои – туфта! На фирму´ не тянут. У китаёз покупал, что ли?..

Наконец сложный подъем остался позади.

– Где ворота-то?

Друзья пожали плечами и сообща вынули из щели кусок разрисованного под скалу пенопласта, который даже в двух шагах нельзя было отличить от настоящего камня. Второй такой же на всякий случай маскировал выход (или вход?) по другую сторону.

– Ого! Вот так маскировочка… Пошли!

– Стоп, – Макар покачал головой. – Не катит. А вдруг мы туда все втянемся, а там мина направленная? МОН-50[20], к примеру. Вишь, замаскировали-то как!

– Хм-м… Ты прав, – почесал затылок Владислав. – Ладно, пусть Плющ… Плющенко остается с нами, а остальные ждут снаружи…

Из зева «шкуродера» несло промозглой сыростью, и на душе у Лазарева с Безлатниковым несколько полегчало: нынешнее лето в Парадизе не задалось, и с начала июня там зарядили проливные дожди с небольшими просветами. По эту сторону, напротив, царила почти полная сушь. Похоже, что и сейчас там вовсю лил дождь. Что ж: тем эффектнее получится.

– Ну что? Вперед? – поторопил Влад.

– А если у них там за углом пулемет припасен?

– А если атомная бомба? Ты, Мак, часом, не в паранойю ли впал? Сам тогда и иди вперед! Что увидишь – расскажешь.

– Чего я-то? – насупился Макар. – Пусть вон Плющ идет.

– Ладно, – махнул рукой Самохвалов. – Пусть идет. Но только одна нога тут – другая там!