– Мы разберемся с этим отдельно. Сейчас речь о том, что сделал ты.

– Я видел, как вы отреагировали, когда Виктор ударил Фреда в нос. – Рэпп помолчал и опустил взгляд на свои руки. – Знаете, что я думаю… я думаю, что Виктор выпадает из общей картины.

– В каком смысле?

– На основании всего, что я видел за то время, что здесь нахожусь, есть только два логичных объяснения всего, что связано с Виктором. Либо он – такой же рекрут, как все остальные, либо он – часть вашего эволюционного процесса.

– Часть процесса?

– Он работает на вас. Виктор – один из инструкторов.

– И зачем нам так поступать?

– Чтобы лучше нас изучить. Вы сделали Виктора одним из нас, чтобы он провоцировал нас на ошибки. Он спрашивает, кто мы такие и откуда родом. Помогает избавиться от тех парней, которым не хватает дисциплины.

– Интересно.

– В любом случае это неправильно. Если я верно понимаю смысл программы, то Виктор вам не подходит. Если он рекрут, а вы этого не видите, я не уверен, что хочу работать с людьми, которые закрывают глаза на очевидные вещи.

– А если он один из инструкторов?

– Тогда вы избрали отвратительный путь подготовки дисциплинированных людей.

– Давай предположим, что твое второе предположение является верным. И, зная все это… ты решил сломать ему руку.

Рэпп покачал головой.

– У меня и раньше имелись подозрения, но не было уверенности. Ну а после того, как я сломал ему руку, ваша реакция – как и других инструкторов – не вызывала сомнений. Теперь я практически уверен, что он – один из вас.

Снова секунд пять оба молчали.

– Как ты считаешь, у тебя правильные представления о морали? – спросил Льюис.

Митч коротко рассмеялся.

– Ну вот, опять невнятные вопросы…

– Я знаю, но сделай одолжение, ответь на вопрос.

– Вас интересует, понимаю ли я разницу между правильным и неправильным?

– Да.

– Я бы сказал, что да – практически с полной уверенностью, – ответил Рэпп после коротких колебаний.

– Но?

– Здесь… в этом месте… складывается впечатление, что определенность утрачена.

– Ты можешь привести конкретный пример?

– Тот старый тип… о котором меня предупреждал мой вербовщик… ну не прошло и пяти минут после моего прибытия, как мы оказались в амбаре на матах… Он сказал, чтобы я отказался от дальнейшего участия, что сэкономило бы нам всем время и усилия. Я предложил ему проверить, есть ли у меня необходимые качества. Он четко предупредил меня, что во время спарринга нельзя атаковать голову и пах. Мы начали схватку, и через двадцать секунд я одержал победу. Через две секунды он потерял бы сознание – и тут он схватил меня за яйца и практически превратил в евнуха. И ничего не сказал по этому поводу. Более того, больше я его не видел… А потом я заметил, что Виктор нарушает правила, сформулированные инструкторами, все, какие только возможно. И вновь, когда сегодня начались спарринги, инструктор четко сказал, что наносить удары в голову и в пах запрещено. И что сделал Виктор?.. Фред находился в нескольких секундах от победы, когда тот ударил его в лицо. Я видел, что вам это не понравилось, но двое остальных промолчали. Довольно странная ситуация. Я не понимаю, как после такого вы рассчитываете, что мы будем соблюдать правила. И вот я сижу здесь… технически я не совершал серьезных ошибок, но мне грозят исключением из программы.

– Я тебе не грозил.

– Вы сказали: сержант Смит считает, что меня следует исключить. А как еще это можно назвать, если не угрозой?

Льюис остановил запись и посмотрел на Харли.

– Это был один из самых трудных сеансов в моей жизни, – сказал он, сложив руки на груди. – Знаешь, почему?

Харли покачал головой.

– Потому что я согласен практически с каждым его словом.

Стэнсфилд стоял в конце причала, смотрел на луну и перебирал список нарушений. И, хотя он никак это не показывал, как и всегда, он очень глубоко переживал из-за происходящего. Он дал Харли слишком много свободы, и в то время, как существенная часть его гнева была направлена на «пожирателя змей»[7], больше всего он ругал себя. Как он мог не видеть того, что здесь происходило? Это место, операция – он нес полную ответственность за происходящее. Кеннеди пыталась его предупредить, сдержанно и уважительно, но его дни заполняли сотни других сложных проблем национальной безопасности, и Харли оказался в мертвой зоне. В особенности в той части, где речь шла об оперативных вопросах. Стэнсфилд знал Стэна дольше, чем кого-либо в компании. Ему был известен не только длинный список его талантов, но и короткий, но существенный набор недостатков.

За долгие годы случались неудачи, эпизоды, когда Харли не оправдывал его доверия, но даже великий Тед Уильямс периодически совершал ошибки. Они познакомились в Будапеште, летом 1956 года, когда в недовольном союзнике Советского Союза росло напряжение. Стэнсфилду было тогда немногим больше тридцати, он недавно закончил подготовку, и ему не терпелось вступить в схватку. Он сам увидел во время подготовки Венгерской революции, что у Харли есть серьезная склонность к нанесению увечий. Он был талантливым, неуправляемым и много чего еще, как хорошего, так и плохого, но одно отрицать было невозможно. Он знал, как добраться до врага. Вступить в схватку, вывести из равновесия, причинить урон, а потом вернуться без существенных потерь.

В шпионаже очень легко скатиться в безопасную каждодневную рутину. Начинать день в своей квартире, отправляться на работу в посольство, посещать во время ланча местное кафе, возвращаться в посольство, вечером заходить на коктейль в другое и заглядывать в бар в конце дня, чтобы пропустить стаканчик на ночь и вернуться в свою квартиру. Ты мог безопасно перемещаться в чужой столице, не рискуя потерять работу или жизнь. Но только не Харли. Появляясь в новом месте, он сразу направлялся в самую неблагополучную часть города, где знакомился с проститутками и барменами, а самое главное, с людьми, орудующими на черном рынке и презирающими коммунистический режим. Харли делал ежедневные доклады о возрастающем недовольстве среди населения и показал себя как первоклассный оперативник. Он был незаменимым сотрудником Стэнсфилда.

Однако сегодня у него появились сомнения. После Будапешта прошло много лет. Рано или поздно умения притупляются. Самым естественным решением было посадить Харли за письменный стол, но с тем же успехом можно попытаться впрячь скаковую лошадь в плуг. Это его убьет. Стэнсфилд повернулся и посмотрел в сторону дома. Он молча покинул совещание и в одиночестве направился на берег. Одного жеста хватило, чтобы телохранители остались на вершине небольшого холма. Харли сообразит, где его искать, его не нужно просить.