стариком. Я называла его «русский инвалид» из-за искалеченной руки. Мой отец, владелец седельной мастерской в Альбе был на хорошем счету у фашистов и тайком подкармливал наши отряды сопротивления. Говорят, там было немало славян, бежавших из концлагерей, но я встречала только одного, да, и то – мельком на кухне, когда он забирал приготовленные отцом припасы и наскоро глотал горячий кофе. Вот, и весь роман.

Да, уж, угадчица из меня та ещё.

– А домой-то он вернулся? Этот Кирилл?

– Не знаю, Диана! После освобождения Пьемонта летом 44-го мы больше не виделись, а адреса он не оставил и писем не писал.

Кирилл…, не слишком распространенное имя. Его дом пах ржаным хлебом. Плакатно, за то непоколебимо-позитивно. А чем пахнет мой дом? Гамбургерами и жвачкой? Бензином и горячим асфальтом? Так, этого добра везде навалом. Кроме запаха зассаного подъезда, реально, ничего не вспоминается. Куда же и, главное – зачем я хочу вернуться? Как в том анекдоте: «есть такое слово, сынок…»

– Сорок третья специальная, вас уже полтора часа гримерша дожидается!

Кураторша наша, несчастное, в сущности, создание. Метиска – помесь негра с индейцем. Обижается, когда её, с легкой руки кого-то из предшественников, называют папуаской. Свинство, конечно, с нашей стороны. А с другой – если бы меня в реале звали «Юрла-Мика-Атуаи»…, не знаю…, я бы, пожалуй, согласилась на «папуаску».

– Ничего, – Бохай еще плотнее устраивается на стуле, – такого мужчину, как я, не грех и подождать!

– Сорок третья!!! Официально заявляю: вы уроды!!!

Хы-ы, Юрла от возмущения сипит, как придушенный бегемот.

Грим – это прикольно. А ведь я даже в детстве не собиралась быть актрисой. Космонавтом хотела, юристом, ветеринаром, кассиром (чтобы денег было много). Да, и потом искренне не понимала, что за удовольствие для взрослого нормального человека – кривляться на людях в дурацком прикиде с разрисованной физиономией. И теперь сформулировать толком не могу. Надо на собственной шкуре ощутить, как это – превратиться во что-то другое. И важно не то, кем ты станешь: дряхлым стариком, слоном или табуреткой. От самой возможности таких перекрутасов крышу срывает очень быстро. « Я могу делать всё, что угодно!» – девиз натужно пыхтящих параноиков. «Могу быть кем угодно» – такую татушку я себе сделаю, когда вернусь домой.

– Аха-ха, Бенджи, пиджачок на голое тело – не твой стиль, явно. Скидовай его скорее, и так опаздываем на следующий эпизод.

– Это потому, что Дина текст добавила, которого нет.

– Ну и что? Жалко вам что ли? В кои-то веки побыть такой красоткой!

– Да, ладно! Ей же не меньше сорока.

– Ну, и что?! А рост! А фигура! А волосы!

– А мне уже надоело быть кассиршами.

– Не ворчи, Бохай. Вон, Йорику всё больше собаки достаются, он и то не жужжит.

– Потому что судьба меня периодически вознаграждает за долготерпение. Как сейчас, например.

– А кто ты?

– Да, я то, прохожий в костюме, а вот у тебя, Поль, эротическая сцена.

– Ну! Дай глянуть!

– Заранее надо читать. Возьми, там, на второй странице.

– НЕЕЕЕТ!!!!! За что???!!! Какой извращенец это сочинял??? Бен, ты это видел?

– Конечно! Ты моя девушка. Не бойся, я нежный!

– Поживее, господа, папуаска идет.

– Сорок третья, я с ума сойду, вам еще два эпизода, а вы копаетесь.

– Как два? У нас только один синопсис остался.

– Сорок третьяаааа! Я вас ненавижууу!

Чижик-Пыжик, где ты был?

На Фонтанке водку пил!

– Диана, девочка, ты должна была смотреть на Каролину. Ты же у неё мороженое покупала.

– Я же не мешала нашей клиентке его тырить! Че она, кстати, приворовывает-то с такой завидной регулярностью?

– Не знаю. Это не нашего ума дело. Но по сценарию она стала невидимой. И не слышимой, понимаешь?

– Ладно, ладно. Что уже теперь…

– Бен, ближайшие два, а, лучше, три дня, ко мне не приближайся!

– Меня боишься, или за себя не ручаешься?

– Бен!!!

– Спокойнее, Поль. Работа есть работа, ничего личного.

– Йорик, что с тобой? Ты привидение?

– Нет, привидения полужидкие, прозрачные, пластичные. А Йордан – какая-то черная аппликация.

– Ага, похож на удлиненную взъерошенную кошку. Или на двуручную пилу…, если вверх ногами перевернуть.

– Ничего, юмористы, сейчас все такими будете.

– Все??!!

– Кроме Перлиты и Поля.

– Vive! Есть бог на свете!

– Есть, есть…, ты будешь самодвижущейся моделькой машинки, которая по ходу действия деформируется в крысу.

– Ну, и ладно, не привыкать, за то не стану двухмерным. Эй, Бохай, куда же теперь есть-то будешь?

Чижик-Пыжик, где ты был?

На Фонтанке водку пил!

– Ужасные декорации! Ужасные!

– Кто, про что…, идемте скорее разгримировываться.

– Ты бы там так торопился, Бенджамин.

– Попробовала бы сама. Ты, может, думаешь, что у меня спецобразование и опыт работы бумажным колобком?

– Ого, даже Бена проняло.

– Дурацкая запись!

– Хорошо, что запись! В прямом режиме облажались бы по полной программе, и – прощай премия.

– Нннусс?! Окончание тяжелого трудового дня отмечать будем?

– Я – пас! Перекушу по-быстрому и домой, баиньки.

– Я, тоже, что-то устала.

– Вот, уволюсь отсюда и открою ресторан быстрого питания с китайской кухней.

– Слушай, Бохай, я давно хотела тебя спросить.

– Спрашивай, раз хотела.

– У русских есть примета: если упала ложка или вилка, в дом придет женщина, а если нож – мужчина…

– Ну?

– А кто придет, если уронить китайские палочки?

Уф-фф, какая духота. Жаркий выдался денек, во всех отношениях. Третий день уже печет сквозь облака, как в микроволновке. Аллах его знает, что завтра надевать, может ещё потеплеет, а может ведь и снег пойти. Хотя…, что я ною, спрашивается. Как будто при жизни я с вечера обувь мыла и складочки на юбочке заглаживала.

Чудное дело – вся убогая жизнь нормирована, как рабочий день бюджетника, а погоду никто даже и не берется предсказывать. То есть планировать, брать ли с собой зонтик и калоши, или бикини, или валенки – нереально.

Йорик прав: какой-то антиутопический тоталитаризм. Но где же, тогда, непременный атрибут всеобщего обаранивания – городские праздники и прочие массовые гуляния разного калибра?

Нет, больше похоже на гигантскую масонскую ложу. Единый церковно-рыцарский орден с подпольным магистратом. Где-то я читала…, ага! Айвенго! Там плохой рыцарь из ордена Храмовников убалтывал еврейку стать его любовницей и рассуждал о том, что полное подчинение орденскому начальству, отказ от некоторых мирских удовольствий сулит взамен кучу скидок и бонусов. Мол, принадлежность к могущественной корпорации, карьерный рост, бабки, возможность влиять на большую политику. В общем, логично и понятно. А тут-то что они все получают?

– Не помешаю? Мне сегодня в твою сторону.

– Так, вот, кто топал у меня за спиной.