вот об про будущую спартакиаду я говорить не стал, не время. Зато сразу же решилряд вопросов по учебному процессу. С ходу получил зачет по физкультурной этике, и зачет по беговой практики, Это, оказывается, были его дисциплины. При чем не просто та. Практику, учитывая мои мировые рекорды, а этику, да и бы и так намолол зерна Отчизне. Марксистко-ленинская этика и эстетика (не только физкультурная) — это такое словоблудие, что просто ужас.

Так и включился в учебный процесс. Что надо слушал и выписывал, что не надо просто выборочно ходил, потихоньку прогуливая, как обычный студент ОЗО. Между делом досдавал пропущенные дисциплины, нарабатывая имидж талантливого студента, пусть и хулигана.

Первой, разумеется, была История КПСС. Как самый идеологический предмет, она читалась нам целых два семестра, больше были только некоторые Спецпредметы. Так вот, первую часть — «КПСС в дореволюционный период» — я доставал экстерном и тихонечко сказал преподавателю Борису Георгиевичу Корнееву, что некоторые трактовки дореволюционной деятельности И. В. Сталина в современном учебнике попахивают ревизионизмом.

А тут надо сказать, что Борис Георгиевич — один из немногих преподавателей вуза, не имеющих научной степени, даже кандидатской, что в столице выдержать очень не просто. Либо его выкидывают, либо, чаще всего, заставляют защищаться. А тут просто преподаватель. И не от лени, а из голимого принципа.

Его бы, конечно, съела профессура, но 80 летний с копейками Корнеев был участником еще дореволюционной деятельности и его яростно защищал Московский горком партии и чуть ли сам не сам почти всемогущий Л. Н. Зайков (хотя к этому времени его пост уже явно ослаб).

Чувствовалось, что и Корнеев сидит последние годы, но беззащитному студенту ОЗО хватило и этого. Я, понимая это, безжалостно давил на два слабого места. Во-первых, непримиримая любовь к И. В. Сталину (sik!), а во-вторых, панический страх выпадение из общей обоймы. Кто не с нами, то против нас — это ведь сегодня выглядит смешно, а в сталинском прошлом очень страшно.

И ведь победил! Против учебника, редактированного самим С. П. Трапезниковым, который был не только член-корреспондентом академии наук СССР, но и членом ЦК КПСС, он, естественно, не попер, но вот про И. В. Сталина мы поговорили всласть. Я с невидимым сарказмом, он — с искренней любовью.

Во как! А вторым предметом, на котором я оттачивал свою известность, как ученый и очень прилежный студент, был английский язык. В нашей ведь стране, как бы не относились к Западу, но их языками мучали население всегда — от многочисленной средней школы до научной аспирантуры. В основном английским, который зубрил в том числе и ваш покорный слуга, гораздо реже немецкий, единично французский, буквально в двух — трех школах испанский (может быть, сам я знал об этих случаях понаслышке, еще в XXI веке).

И когда в ЦГОЛИФК я пришел в составе подгруппы на занятии на занятие по иностранному языку, меня встретила тема, что вы думаете? — «Лондон ве кепитал оф Грейт Брийтн»! офигеть не встать, а еще не вставать от удивления из-под ученического стола.

Подгруппа была уже спаяна, три человека вылетели именно из вуза как раз из-за этого учебного предмета, двое перевелись в подгруппу французского, будто там медом хлеб намазан. Остальные примирились, как к обычному злу, от которого никуда не денешься.

Я в его состав вошел, как кондовый винтовочный патрон в обойму. Или, как еще раскаленный столовый нож в брусок сливочного масла. Мои-то однокурсники, как и полагалось студентам ОЗО, устойчиво знали язык на слабую троечку. Плюс еще стабильная лень, мешающая хоть немного расширить кругозор. А я, между прочим, уже все это проходил один раз и не так и хронологически далеко, просто в параллельной реальности.

Когда в ответ на вопрос англичанке, кто я такой, нужно ведь было познакомится, я «выстрелил» длинной очередью на языке предполагаемого враг, а потом еще и рассказал о Лондоне, как будто я там знал, то твердо понял — по английскому я стал постоянной примой на занятиях, и любимцем у преподавательницы.

И все же покровителем моим стал историк. Поскольку Борис Георгиевич Корнеев был неформальным политическим руководителем факультета, или еще главным, кто как считает понарошку, моя фамилий стойко и громко стояла во главе списка лучших студентов факультета, по крайней мере, заочного отделения точно.

Сам декан Аркадий Борисович Гроздев, перехватив меня в коридоре, с удивлением сказал:

— А ты ведь, оказывается, хорошо учишься, хвалят тебя у меня на факультете! — и после этого без всякой паузы, — будешь стрелять в армейской спартакиаде? Там очень высокий уровень, смотри!

Я даже несколько опешил. То есть я раньше не испытывал неудобство от невнимания, скорее наоборот. Но на это соревнование меня вообще разрывают, как красавицу девицу, оказавшуюся среди солдат. Я и так уже был от ВОСЛР, а из нее и представителем 18 армии, неким орудием спортивного общества ЦСКА, а вот теперь и приглашают от факультета.

Прожженная сука, — если так цинично подумать про себя, — места уже нет на теле, куда можно печать поставить, м-да!

Декан же подумал о моей похвальной скромности, легонечко похлопал по плечу и громогласно поспешил заявить, как само собой положенное:

— Впрочем, тебе еще там быть рано. Подучишься, закалишься, потом и будешь выступать за честь факультета. А пока иди на занятия!

Чудак, право слово, а еще декан факультета. Кто ж такое говорит прапорщику Советской Армии и командиру взвода спортсменов состава «А». Я ведь по наличию должен быть прожженным и наглым, а не самого съедят с костями. А не то, что он говорил про белое и воздушное. Тут если белое, то типа белый северный зверек типа песец, никак не меньше.

Ушел я от своего так сказать коллеги, удивляясь и посмеиваясь его легковерности. Как из под него стул не вытащили еще и штаны не сперли, ходил бы сейчас стыдливо блистал труселями!

А спартакиада прошла во время второй недели сессии ОЗО. Она ведь идет недолго, примерно где-то три недели в совокупности. Состязания же шли еще меньше — где-то около пяти дней. А уж я на них был два раза по полдня. От формальности же меня освободили, как-никак студент.

Вообще, я с удивлением почувствовал, что мной буквально машут, толи почетным знаменем, толи страшным, но симпатичным пугалом. И чего? Военный де, находясь на сверхсрочной службе, обучается в вузе. Раздули из мухи слона.

Но хоть мне хорошо, пришел, пристрелялся, ушел. Это внешняя сторона, спокойная и благостная. А вот