презрительно называют это сплетнями, но, как мне кажется, они порой важнее книг.

Анна возразила.

– Не скажите. Книга дарит отдохновение. Я в нее погружаюсь и забываю обо всем. Никаких напоминаний, уведомлений, никакого мерцания. Запах бумаги. Машина времени. Знаете, как во время терапии поддерживает?

– Да, но это всего лишь хорошее настроение на один вечер. Не решает глобальных проблем жизни.

– Всего лишь? – Смородина сидел сзади, и Анна развернулась к нему с переднего пассажирского сиденья. – У вас, Платон Степанович, добромер сломался. Вечер хорошего настроения – это очень много.

Смородина заметил, что Жизель поглядывала на него в зеркальце заднего вида. Интересно, что сказала бы Ягужинская, узнав, что ее жрицам понравилось обсуждать литературу. Про себя он подумал, что все в понравившихся ему романах Агаты Кристи держится на образе Пуаро. Может быть, даже его образ в большей степени отражает представление XX века о боге, нежели пустые внутренности огромных готических соборов. Уже не надо создавать людей из глины, достаточно защитить их от грязи. Пуаро добрый и сильный, но главное – живой, очень умный, но не идеальный. В него веришь безо всякого принуждения со стороны государства или общества. Веришь, что бывают такие люди. Теперь, когда девушки не считали адвоката слишком опасным, было самое время идти в разведку.

– Генерал презирает фикшн[4].

– Ну да, у них все, что делают гражданские, все плохо. А художественная литература имеет право на существование только в том случае, если текст романа начинается со слов: «Хватай ружье, беги в атаку!»

– А потом «Бах! Бах! Бах!» «Фыщ!» «Бэнц!»

– Сладко вырвать на рассвете еще трепещущее сердце врага!

– Встретил Будду – размажь его гусеницами!

Смородина вмешался в разговор:

– Как вы хорошо его разглядели. А вам не кажется, что Оскар мог бы найти более денежную работу? Парень фактурный и, кажется, хваткий.

– Эля говорит, ленивый. Из таких, которые считают, что работать должна женщина, а мужчина – быть красивым, нежным и благодарным.

– Дело хорошее. Так он ищет женщину?

– Наверное.

– А пока ищет, мог бы заработать приданое.

– Видимо, считает, что излишняя самостоятельность сделает его менее привлекательным. Или боится устать. Вдруг жена, а он уставший!

– Странно. У него под боком ресурсная невеста. Было бы логично соблазнить хозяйку половины дома. Художник Правдорубов претендует.

– О, да. Мы думаем, что Правдорубов совершает подвиг.

– Или он извращенец.

Смородина отметил, что в оценке жителей дома с колонной вишенки на удивление едины.

– Деньги хорошо маскируют недостатки. Но, конечно, вам виднее. Жизель, остановите, пожалуйста, у газетного киоска! Я хочу купить кое-что. Я быстро.

Когда Смородина вернулся, они продолжили.

– А что Эльвира говорит про шашлычника, отца Жанны?

– Только то, что он выгнал ее из дома за измену.

– Прямо так?

– Ну да.

– Измена? – Смородина ухмыльнулся. – Вообще-то измена – это переход с оружием на сторону врага. Здесь, скорее, речь о желании получить маленький уголок свободы. У нее нет идеи выйти замуж еще раз?

– Я думаю, она бы с удовольствием. У нее, нам кажется, большие планы.

Чувствовалось, что вишенки давно обсудили ситуацию со всех сторон и пришли к консенсусу. Анна с любопытством поглядела на газету. Смородина развернул выпуск.

– А что пишет местная пресса? Раз уж вы, Платон Степанович, интересуетесь.

– Да, просматриваю по диагонали. Парк хотят застроить.

– Там живописно, все так запущено.

– Гараж продают. Дачу. Кровать для лежачих больных.

Смородина снова увидел объявление, набранное прописными буквами: «САМЫЕ ГЛАВНЫЕ ОТНОШЕНИЯ В ЖИЗНИ У МЕНЯ БЫЛИ С ЖЕНЩИНАМИ. ОТ МУЖЧИН Я НИЧЕГО, КРОМЕ ПОДЛОСТИ, НЕ ВИДЕЛА. МЕНЯ НИКТО НИКОГДА НЕ ЛЮБИЛ, ДАЖЕ НЕ ЗНАЮ, ЧТО ЭТО ТАКОЕ. Я ДУМАЛА, ОНА МЕНЯ ЛЮБИТ И ВО МНЕ НУЖДАЕТСЯ, А ОНА…»

– А вот это необычно. – Он зачитал вишенкам текст. – Что думаете? Просят позвонить того, кто может что-то об этом рассказать.

– Может, здесь кино будут снимать? Или ищут психов для шоу экстрасенсов? Там, конечно, все фейк, но настоящие маги тоже приходят. Их видно, – сказала Анна.

Жизель же не была настроена иронизировать.

– Я думаю, это крик о помощи очень одинокой души. Только никто не придет. Люди избегают попрошаек. У меня была подруга. Я только в конце поняла, что она общается со мной, потому что считает себя лучше. Я вот ей так же открывалась, а она, пользуясь моими слепыми зонами, отыгрывалась на мне. Есть у них такие присказки, можно сказать, волшебные слова. «Сама понимать должна», «нужное подставь сама», «ты же знаешь». Здесь очень важны адресат и интонация. Здоровый человек такое мимо ушей пропустит, а травматик, к сожалению, сам подставит самое худшее.

– А зачем ей это было нужно? Какая бессмысленная трата времени.

– Мне твои слова, Анечка, сейчас напомнили недавнее исследование про эволюцию клитора. Там ученые выяснили, когда именно он появился. А в конце статьи написано, мол, «но неизвестно зачем». Как это зачем?! Что значит зачем? Ты не понимаешь, что сам акт причинения боли для садистической личности достаточная причина. Достаточная даже для того, чтобы ради нее терпеть дискомфорт. Садист, один раз ширнувшись, будет преследовать свою жертву как дилера. Особенно если это ничтожная личность, у которой никакой другой реализации нет.

Анна решила сменить тему:

– Эльвира просила Жаника познакомить с каким-нибудь солидным мужчиной. Она ее так любит, что в упор не видит, что человеку нужна помощь. Лет этак двадцать пять терапии для начала.

В чем Анна, по мнению Смородины, была права, так это в этом.

– Да. Даже я, когда общался с ней первый раз, почувствовал трепетное, теплое отношение к дочери. А вы не думаете, что Эльвира могла бы охмурить генерала?

Жизель чуть не потеряла управление.

– Генерала? Эльвира? Что хотите со мной делайте, а вы слепой. Такому, как генерал, нужна королева.

Афанасий

Афанасий Аркадьевич был одиночкой. Он в принципе тяготился людьми. Если существовала бы возможность жить на необитаемом острове с собакой, его бы никто никогда не увидел.

Вся мощь Ниагарского водопада была ничтожна по сравнению с количеством женщин, пытавшихся женить его на себе. Тех, которые пытались быть милыми, он считал чем-то вроде мебели. Как мужчина влиятельный, он привык к тому, что среда под него подстраивается. А привычное не замечаешь. Иногда он испытывал некоторый охотничий интерес к красивым и умным ярким женщинам. Точнее, он одновременно испытывал интерес и тяготился им. С гораздо большей страстью он ждал, когда это все наконец закончится и можно будет пожить нормально. Он не боялся, что женщина подчинит его жизнь своей и заберет его деньги. Это была бы слишком