пища для тела. Свое завидное душевное спокойствие Платон Степанович не воспитывал специально, а просто принял в дар.

– Что вы видите?

– Какие-то пятна. Туман.

– Как это ощущается?

– Как будто меня еще нет. Я лечу через черное облако, и в этот момент в него ударяет молния.

– Редкие люди сразу видят так глубоко.

Пока Эльвира объясняла ему, что он где-то на звездах заключил с родителями контракт на обучение, Смородина думал, что раз уж такая опция предусмотрена, хорошо было бы заодно «выбирать на звездах» порядочных ремонтников и пасечников, которые не добавляют в мед сахар. Но конечно, иллюзия абсолютной власти над миром, которую продавал ему терапевт, была впечатляющей, ошеломляющей. Он как будто сидел на театральном представлении, главным героем которого был он сам.

В ходе сеанса Эльвира выдвигала такие тезисы, что скоро внутренний юрист, налив себе воображаемый бокал красного сухого вина, закинул нога на ногу и начал восхищенно наблюдать за тем, как «лечат лоха». Оказалось, что все в своей жизни Смородина создал сам: построил школу, посадил клиентов. Следуя этой логике, он и метро выкапывал каждый раз, прежде чем в него опуститься. Виноват он, разумеется, тоже всегда был сам. Именно это дарило внутреннему юристу ощущение «шампанского» в крови. Судьи получают образование, разбираются в тонкостях дела, обстоятельствах, тогда как все просто – человек «так поступил, потому что ему это было чем-то выгодно». У энерготерапевта Эльвиры была такая же логика, как у потомственных воров, от которых Смородине доводилось защищать своих клиентов. Преступники всегда шли «забирать свое», а потерпевшие, очевидно, были «тоже в чем-нибудь виноваты». С этим ощущением было гораздо легче грабить.

– Что хорошего для вас в том, чтобы стареть?

Следовало мыслить нелогично.

– Больше инвестирую в индустрию здравоохранения?

– Вы снова включили голову. Вернитесь в сердце. Что хорошего для вас в этом? Чему вы учитесь?

– Стареть?

– Платон Степанович, у меня такое ощущение, что то, что мы сейчас делаем, это для вас какая-то шутка.

– Нет-нет, это сердце закрыто. Биг фарма… зашоренность… Я это чувствую… Не могу отпустить контроль. Что-то похожее ведь было и у вашего мужа? Он открывал вам свое сердце? Как вообще вы жили? Я думаю, что если я послушаю вас, то лучше разберусь в том, как устроен мир, смогу почувствовать вибрации событий.

Так Смородина узнал, что отношения с шашлычником были «обучающими», а фестивалил тот потому, что замещал собой фигуру умершего прадеда Эльвиры, которого отвергла семья. Он был ожесточен душой, поэтому будет воплощаться в этом мире снова и снова, пока «не вычерпает все уроки». Эльвира же «училась принятию» и раскрывала женскую сущность.

«Свои деньги, – думал все это время Смородина. – Только свои деньги дают свободу. И больше ничего». Вслух же он сказал:

– А та женщина, которая звонила в калитку в субботу, когда я был у вас в гостях? Что вы с Оскаром от нее хотели?

Эльвира растерялась.

– Не понимаю, о чем вы.

– Если не ошибаюсь, она спрашивала про наследников Абрамова.

– А! Эта странная женщина. Мне показалось, нездоровая или аферистка, я поэтому ее и не запомнила. Надеялась, наверное, что ей дадут каких-то денег. Ей в любом случае нужен был Оскар, а не я. К нему женщины липнут. Понимаете, все отношения являются обучающими, что-то проявляют в нас. Я пока еще не поняла этот урок. Я ведь тоже всего лишь человек. Очевидно только, что в мою жизнь пытается войти что-то чудесное. И это лишь часть информации.

– Как ее звали?

– Кажется, Татьяна. Она представилась, но я тут же забыла ее имя.

– А телефон вы взяли?

– Нет. Если бы я знала, что вам это может быть интересно, я бы взяла.

– А генералу вы о ней рассказали? Может, это урок для него?

– Конечно. Он тут все держит под контролем. С таким не забалуешь.

И она улыбнулась.

Тося

Приходящая домработница Тося чем-то неуловимо напоминала Эльвиру. Когда Смородина первый раз ее увидел, он подумал, что абрис у них совершенно одинаковый. Обе женщины среднего роста, круглолицые, русые. Другое дело, что Тося была антиухоженной. Волосы Эльвиры блестели, у Тоси напоминали антикварное мочало. Эльвира держала спину прямо и смотрела на домработницу свысока. Тося явно было утомлена поденной работой, у нее были покатые, чуть наклоненные вперед плечи. «А ведь они ровесницы, – пронеслось в голове у Смородины. – Какая разная жизнь. Впрочем, у Эльвиры были все шансы выглядеть еще хуже. Если бы упырь-самокатчик продолжал с ее помощью «обучаться любви», она бы тоже выглядела родной сестрой Кощея Бессмертного».

– Тося, ты снова поставила таз посреди комнаты и ушла! Ставь его там, где моешь. Начала мыть в одном месте, там и мой. Что ты готовишь?

– Борщ поставила. Оладьи овощные, как Оскарушка любит, и котлеты.

Каждый раз, когда Оскар заходил в свою комнату после уборки, ему казалось, что ему купили новую комнату. Пространство становилось как будто шире. Кажется, у этой блеклой женщины был талант к уборке. Она умела группировать предметы так, что они занимали меньше места и их было легко находить. Пыли не было вообще.

Она помнила, что он любил, и иногда, когда Эльвира заказывала что-то совсем другое, готовила отдельно и для Оскара. Он же был человеком, который думал только короткие мысли. Оскар не думал: «Возможно, эта бестолковая женщина сочувствует мне, такой же обслуге, как она» или «Эта преданная женщина влюблена в меня». Он думал: «О, сырнички».

Вазы

На полу в гостиной под портретами шашлычника и Эльвиры стояли две парные синие вазы, декорированные золоченой бронзой. Их торжественный ампирный декор слабо вязался с советской мебелью, кирпичом кладки и одинокой псевдоегипетской колонной. Эстетически воспитанная мышь в этом доме повесилась бы. В музеях Смородина проходил мимо особенно пафосных вещей, но здесь ему стало интересно.

– Сколько примерно они весят?

Эльвира засмеялась.

– Мы к ним не прикасаемся лишний раз. Только пылинки сдуваем. Это же императорский фарфоровый завод, девятнадцатый век. Точно такие же стоят в Эрмитаже. Темно-синий фон имитирует лазурит. Только у нас ажурный декор более упрощенный. За образцы были взяты две уникальные на тот момент вазы, сделанные на Севрском заводе.

– То есть дизайн украли у более успешного бренда?

Эльвира скривилась. Ей доставила неудовольствие эта непосредственная реакция. Смородина подумал, что после тех лет, которые она провела в «уродстве», ее душа лечилась красотой, и поэтому она болезненно воспринимала любое опрощение.

– Вдохновились.

– А потом вдохновился ваш супруг. Напоминают самовары.

– Да, вазы приобрели национальную самоварную форму в результате воздействия