– Понимаю. Нет, я предложил просто зайти.

Додон общался с ним высокомерно. Он не был со Смородиной таким, каким был с генералом. Но Платон Степанович не привык пасовать. Он подумал, что Антон привык к тому, что серьезные люди относятся к нему несколько снисходительно, полагая, что он должен принимать это как закономерное отношение, ведь «настоящий мужчина» не станет увеличивать губы. Генерал же явно не смотрит на манерного парикмахера снизу вверх, напротив, он им восхищается. Интересно, что же нашел этот знаменитый и искушенный мужчина в обществе инвалида? Как смогла Жанна его уговорить оказывать ему услуги?

Жанна вспоминает

Платон Степанович поднялся на второй этаж в комнату Жанны. Он постучал, прежде чем войти, но она не отреагировала. Тогда Смородина аккуратно заглянул.

– Жанна, вы меня слышите?

Она сидела на кровати, одетая в пижаму и замотанная сверху в халат. Смотрела в стену. Девушка повернулась к нему и с трудом сфокусировала взгляд. Жанна выглядела насупленной и недружелюбной. Но что ж, теперь она была его доверительницей, а доверителей выбирают не за красоту манер.

– Я хотел поговорить про Правдорубова.

– Я хочу все начать с чистого листа. Обо всем этом забыть, чтобы всего этого не было.

– Семейной истории? Такой, как у вашей семьи?

Жанна покачала головой.

– Отец был тяжелый человек. Постоянно приговаривал «вот от тебя мать и ушла». А мне она каждый день снилась. Я рада, что он умер… Я плохой человек?

– Нет. Плохим делают не чувства, а поступки.

– Я боялась, что когда-нибудь не сдержусь… Что, если у меня семейная жизнь будет такая же, как у мамы? Мне кажется, я несу с собой эту несчастливую судьбу.

Смородина знал, что человеком правит привычка. Что мозг ищет привычные состояния, а если не находит, воспроизводит сам. Поэтому рекомендуют избегать плохих компаний, состояния заразны. Где-то существовал источник, который облучал восемнадцатилетнюю девушку этими больными мыслями. Или это отец так ее зазомбировал?

– Жанна, если бы все было предопределено, мы, адвокаты, были бы не нужны. Милиция приходила бы по расписанию и собирала преступников, как зрелые ягоды гребнем. А если бы люди не менялись, а вели бы себя как их родители, мы до сих пор добывали бы огонь трением.

Жанна улыбнулась.

– Вы никогда не выходите из себя?

Смородина пожал плечами.

– Я бы побегал с криками «мы все умрем», если бы мне кто-то гарантировал, что это хоть кому-нибудь поможет.

– Хочу быть как вы… Вы не считаете меня сумасшедшей?

– Я вижу, что вам тяжело. Вас что-то гнетет.

– Просто надо собраться. Я в последнее время… со мной такого никогда не было. Мама говорит: «Я тебя просила это сделать», «Ты же собиралась то-то и то-то». А я не помню! Иногда на кухню выхожу и стою как дура, пытаясь вспомнить, зачем я туда пришла. Целые дни забываю иногда… Вы что-то хотели спросить?

– Расскажите, как вы с мамой нашли общий язык после такого большого перерыва в общении.

– Сначала пришло письмо, или она позвонила…

Что-то резанула адвокатское ухо в этом предложении. Жанна странно произнесла слово «пришло», с явной заминкой.

– Пришло?

– Да, его принесли.

– Кто?

– Близкая подруга мамы Юля, они когда-то работали вместе. Она с оказией была в Москве, сказала, что дело деликатное, и она должна передать его лично. Они волновались за мою реакцию, думали, отец восстановил меня против нее. И волновались не зря.

– Ее вы помните?

Жанна пожала плечами.

– Худая… Высокая. Еще хотела с дядей поговорить.

– Значит, не все вы забываете. – Смородина улыбнулся, и Жанна тоже. – Вы легко пустили в дом чужого человека?

– Она не казалась опасной.

Адвокат мысленно вздохнул. В том-то и дело, что не все опасные производят впечатления опасных. Яблочко недалеко упало от яблони, Жанна была уверена, что защита «должна быть».

– Она передала дяде «привет от Эльвиры» и спросила, можно ли ей приехать. Они буквально несколькими фразами обменялись. А мне письмо передала и спросила. Там был телефон… Я через некоторое время позвонила. И мама приехала. Плакала, вспоминала нашу жизнь, мы перебирали наши совместные фотографии, мои вещи, которые она хранила. Я была счастлива, дядя нет. Господи, что со мной не так? Я не могу доверять и не умею любить. Она сняла в городе комнату. Я, говорит, пойму, если ты не захочешь меня видеть. Да как не захочу, когда я одна во всем виновата? Я так ждала, когда я наконец стану взрослой. Господи, я мечтала втереть свой паспорт в его жирное лицо! Но теперь мне плохо каждый раз, когда я ухожу из дома.

– Жанна, послушайте меня, пожалуйста, внимательно. Вы употребляете какие-нибудь сильнодействующие вещества? Для творчества или для удовольствия?

Она разочарованно посмотрела на него. Взгляд у нее при этом прояснился.

– Дурь у меня своя. Автономное производство внутри организма.

Она была раздосадована тем, в какое русло перевел разговор адвокат.

– С психикой у вас все в порядке. Дрянь – это жизнь и то, что она делает с психикой. А не психика. Вы с Правдорубовым никогда ничего не курили?

– Что значит никогда? Мне восемнадцать лет вообще-то.

– Ваша правда. Вы хотите именно выйти за него замуж? Сейчас можно просто встречаться.

– Он говорит, так удобнее.

– Да, законный брак действительно имеет преимущества. Если его посадят в тюрьму, вы сможете носить передачки.

– Я же должна хотеть замуж? У меня начнется новая жизнь.

– Нужно, чтобы вы заключили брачный договор.

– Он говорит, с ним ощущения не те.

– В том и дело. Если бы богатым женихом был он…

– Что вы все помешались на деньгах!

Она закатила глаза и вздохнула. Смородина понял, что его авторитет временно упал ниже уровня плинтуса. Жанна никогда не голодала и, естественно, считала, что деньги «просто всегда есть». Она не могла себе представить, что такое «нет денег», «до зарезу нужны деньги». Ей казалось, что другие тоже живут и чувствуют примерно так же. Разве станет человек врать и тратить время без удовольствия ради каких-то там средств? Лучше было сменить тему.

– Я спрашивал вас про вчерашний выпуск местной газеты…

– Да что вы привязались? Нет его! Забудьте. Оставьте меня… пожалуйста.

Просто стать богом

Смородина заглянул в каморку, предназначенную для моющих веществ и пребывания приходящей домработницы Тоси. В углу ворохом лежали большие листы ватмана и вырезки из глянцевых журналов. Он порылся в вырезках – на них были машины, дома, красивые платья и фотография Оскара. Смородине это напомнило недавние школьные задания его сына – аппликации на тему.