Пётр Алексеевич прикрыл большим чёрным полотенцем разложенные на столе списки техники, участвующей в учениях, и прокричал:

— Да!

В кабинет вошёл Петров, зам начальника прогрессорской службы базы. Он на этой должности с самого основания, и само странное, что к повышению не стремится. Говорит, и так хорошо.

— Тащ генерал, у нас есть зацепка по напавшим на базу. Из того, что услышал, я понял, что это не герцогиня да Берта. Это вмешивается третья сила.

— С чего решил? — стал совсем хмурым Пётр Алексеевич. Одно дело — ждать удара от герцогини да Берты, подкидывать ей прослушку, ставить наблюдателей с оптикой. А другое — это никому не известный противник, сумевший навести очень много шума и уйти незамеченным.

— На меня с просьбой о содействии вышла начальница стражи. Там очень много деликатных нюансов, и сама просила оставить обращение втайне. В общем, они там ведут параллельные расследования. А вечером прибывает инквизиторша с десятком храмовниц, многие магессы бегут из города, боятся попасть под подозрение, — проговорил Петров.

— Да уж, — протянул генерал и потёр переносицу. — А что с зацепками-то?

— Ну так я и говорю, что Аманда, ну начальница стражи, проводит своё расследование. И она мягко намекнула, что нападавшие — это не совсем люди.

Генерал задумчиво обвёл взглядом стол, остановился на полотенце, под которым документы. Затем тяжело вздохнул и выдал резолюцию:

— Оказывать всяческое содействие. Вызвать спецов с земли. Кто будет ставить палки в колёса, с тем сам буду разговаривать. Возможно, буду доносить смысл сказанного кулаком по роже. Чтоб, значит, дошло напрямую в мозг.

Глава 9

Эталонный березняк

У сестрицы Стефани было неспокойно на душе. Скоро ночь, а рядом Гнилой березняк.

Уже скрылись за верхушками деревьев Небесная Пара. Уже показалась на темнеющем небесном хрустале Лампада. Уже проснулись многочисленные москиты, сбившиеся в тихо гудящие облака, и поздние ласточки протыкали эти тучи, словно торопливые портняжки, работающие при свете тусклой масляной лампы, ткань — иглой.

Прятались для сна лесные птички, которых нельзя разглядеть в густых кронах берёз, но можно слышать их голоса — воробьи, синицы, соловьи, сороки и яблочные попугаи, чьи перья зелёные с розоватыми грудками, и оттого кривоклювые птицы, похожие на так любимые ими плоды.

Шевелились в вытянутых тенях первые ночные духи, пока ещё только просто поглядывающие с ленивым любопытством на суетливо собирающих хворост и разжигающих костёр людей.

Сестрице Стефани предстояло много работы, которую надо сделать до наступления мрака, а почтовые соколы нетерпеливо раскрывали голодные клювы, ожидая вечерней трапезы, и отрывисто клекотали и хлопали крыльями.

Стефани быстро открыла плотную плетёную корзину с мягкими кормовыми черепашками, вытащила три — по числу птиц. Потом взяла из-под лавки молоток, несколькими ударами вскрывала, как орехи, панцири и сунула в клетки. Кто-то возит с собой кроликов, кто-то крыс. Иные — недорогих лягушек, наловленных детьми в речке. Но если предстоит дальняя дорога, то сложно найти что-то лучше, чем неприхотливые черепашки, подолгу не требующих корма и воды. И при храме для оных даже имеется большой черепаший отгородок — туртур клазера.

Соколы сразу же оживились и принялись доставать своими крючковатыми клювами лоскуты мяса и потрохов из-под разломанных панцирей.

Но на этом работа не закончена.

Сестрица накрыла черепах плетёной крышкой, достала большую склянку со святым пеплом и медный черпак и выскочила из своей повозки. Эта поляна хранила следы кострищ предыдущих путников, но пепел в них уже отсырел, и надо брать свежий. И потому солдатки кидали поверх больших поленьев охапку мелких веток — они быстро сгорят, дав больше пепла.

— Сестра, — обратилась одна из солдаток и протянула сложенную лодочкой ладонь, словно предлагала воды. Стефани быстро провела над ладонью рукой, сложенной в знак Тауриссы — рогатой головы. Дав благословение, положила черпак у разгорающегося кострища, а сама стала считать шаги от середины стоянки. Посчитав, что достаточно, откупорила склянку, взяла щепоть пепла и пошла посыпать по кругу, создавая незримую преграду светораздела так, чтоб в неё уместились и люди, и повозки, и скот.

А у халумари, говорят, всё наоборот. У них, говорят, вместо пепла воду брызгают. Возьмут тряпку, обмокнут в посеребрённую воду и начинают размахивать, пока всех не измочат. А ещё говорят, у их жрецов от изобилия этой воды на лице растёт густой лесной мох, свисая до самой земли, и чтоб мох не высох, они почти всё время сидят в темноте или обращают лица на север, чтоб, значит, было, как на толстом дереве в сыром бору.

Стефани улыбнулась, представив такое зрелище. Она не верила в подобные россказни, которые всё же весьма забавны, как детские сказки.

Но ночь близилась, и надо торопиться. Лесным духам уж не терпелось вылезти из нор да из-под гнилых коряг, а средь стволов бесшумно пролетела предвестница мрака — сова.

Сестра Стефани почувствовала холодок вдоль спины, потому как никогда не была в лесу вдали от храма, а при малейшем шорохе, доносящемся из леса, вздрагивала. Ей было страшно. Но матушка Марта часто отлучалась по делам, и ей-то страшно не было. Значит, надо быть, как матушка Марта — отогнать страхи прочь и не думать о них. Но всё равно страшно.

Когда в кустах что-то сильно зашуршало, Стефани резко выпрямилась и часто задышала. А привязанный к деревянному рогу бубенец на чепце-эскофионе встревоженно звякнул.

Не отрывая взора от кустарника, сестрица провела испачканными в пепле пальцами по лбу.

— Да будет тёплым и безопасным наше стойло, — пробормотала она и продолжила выводить пеплом круг.

Вскоре небо совсем загустело, став тёмно-фиолетовым. Замерцали самые яркие звёзды. Меж звёзд заметались с тонюсеньким писком летучие мыши, а эхо звонких топоров, криков солдаток и протяжного мычания коров прыгало меж деревьев столь, наравне с резвыми крылатыми порождениями мрака.

Вскоре костёр затрещал в полную силу, и жар его пламени даже на столь значительном расстоянии прогревал спину.

А затем откуда-то издали послышался громкий, ни на что не похожий каркающий рёв. Он то силился докричаться до неба, то закашливался, а потом вновь кряхтел во всю глотку, как безумная овца.

Стефани осенила себя знаком и стала выискивать взглядом то самое ревущее. И не только одна — все оборвали работы и похвастались за оружие. И даже баронский племянник со своим спутником выскочили из кареты. А меж тем верхушки берёз осветил яркий белый свет.

Рыцарка взвела свои пистоли. Зашуршали многочисленные клинки в