– Это зрелище чертовски напоминает ту адскую картину, на которую наши коллеги наткнулись четыре года назад. Математические загадки, школьная доска, голубой мел, образ действий… Надо бы переговорить с Парижем, чтобы узнать подробности того дела. Но если преступник действительно убил ее тем же способом, если он заставил ее пройти через те же… мучения… тогда, я думаю, наше дело плохо… Посмотрим, что покажет вскрытие… Одного только я не понимаю…

– Почему она, да? Почему эта садистка Рене Дюбрей…

Он утвердительно кивнул и спросил:

– С чего вдруг ему, прежде нападавшему только на «нормальных» людей, ни с того ни с сего стать этаким поборником справедливости?

– За четыре года много воды утекло… Возможно, возраст, фантазмы, условия повседневной жизни или попросту окружение изменили его мотивации. Я вот другого не понимаю: как серийный убийца способен внезапно остановиться, а потом через столько лет взяться за старое? Такое случается крайне редко. И как правило, тому способствует серьезная причина.

– Какая же?

– Что-то, что мешает им убивать. Заключение, психологическая нестабильность, тяжелая травма… Или же они все это время убивали где-то не здесь и иными способами. Другая страна, другой образ действий. Но если нет таких крайних обстоятельств, они никогда так надолго не уходят в подполье… Вы только представьте себе, целых четыре года!

– Допустим. Но если речь действительно идет о Профессоре, мы преследуем убийцу, у которого нет очевидного мотива, четко определенного типа жертвы, причем каждый раз он наносит удар в другом регионе. А у нас нет ни одного подозреваемого.

Люси отрицательно покачала головой:

– Не верю я в отсутствие подозреваемых. Даже если мы не можем понять, если трудно догадаться, то все равно за его поступками, за его modus operandi всегда стоит какая-то мотивация.

– Не смеши! Или тогда найди ее! Флаг тебе в руки! Только не забудь, что твои коллеги с самого начала ломают голову над этим делом!

Люси приложила ладонь ко лбу. Голова болит.

– О’кей! Теперь исчезни! Тебя отвезут домой!

– И последнее… – прошептала она, потирая лоб. – На листке… Задачка, которую он ей задал… Я не успела разглядеть как следует.

– Ничего сложного, но, учитывая ее возраст и IQ, этого хватило, чтобы загнать ее в ловушку. «Моллюск наутилус вместе с раковиной весит 200 граммов. Наутилус весит на 100 граммов больше, чем раковина. Сколько весит наутилус?»

– Но это же очевидно… 100 граммов… Нет?

– Она решила эту задачку так же, как ты, и записала ответ на доске… И ты, так же как она, была бы уже мертва…

Люси даже не попыталась понять. У нее больше не было сил.

– Ладно, еду домой. Позвоните мне насчет вскрытия. Я бы хотела присутствовать…

– Вечно ты хочешь присутствовать на вскрытиях. Это для тебя что, развлечение?

– Бросьте, капитан… Пойду спать…

Кошмарный сон: грязь, кровь, пот…

– О боже! – вытаращив глаза, воскликнул Энтони и резко вскочил из кресла.

Люси закрыла дверь.

– Все нормально, – сказала она. – Не смотри на меня такими глазами. Немного беспокойная ночь, но ничего особенного.

Она зевнула так, что чуть не свернула себе челюсть. Студент пробрался в прихожую, схватил куртку и направился к двери, даже не взглянув на Люси.

– Энтони?

Он обернулся. Интересно, она заметила, что он дрожит?

– У меня… У меня занятия через… меньше чем через час, – извинился он, не отпуская ручку входной двери. – Мне непременно надо… идти. Простите…

– Да подожди, я сейчас заплачу тебе… Скажи хотя бы, все ли в порядке?

– Все отлично. Они не просыпались, я даже подумал, живы ли они… А деньги – в другой раз.

И он исчез так поспешно, что Люси даже не успела сказать ему спасибо. Странный парень.

Измученная молодая женщина охотно сразу же юркнула бы под одеяло, но оставалось еще два дела. Primo, мощный душ. Secundo, близнецы. Сегодня среда, в детский сад не надо. 7:30. Наверное, Мод давно проснулась. Люси позвонила и попросила, чтобы она зашла за малышками в квартиру. К счастью, та согласилась. Эта няня – настоящее сокровище.

Душ. Ощущение горячей воды на коже. Люси глубоко, спокойно вздохнула… и вдруг принялась чихать. Если она не простудилась, то тогда непонятно, что это… Постепенно облачка пара вокруг нее рассеялись… Она прикоснулась пальцами к затылку. Ее шрам… Люси не могла отделаться от мыслей о надрезах на теле Манон.

Замотав мокрые волосы полотенцем, она сделала несколько движений, чтобы размяться, и скривилась от боли. Нога. Итог ночи? Шишка на голове, нестерпимая боль в голени, шов на надбровной дуге. Переход через тридцатилетний рубеж оказался не только символическим. Подруга, а ты стареешь! Да еще эти порезы на пальцах. Четыре жуткие буквы, которые могут ворваться в ее организм как страшный сон.

Она вдруг страшно замерзла. А если ее жизнь теперь зависит от результата анализа крови? А если ей объявят, что…

Слишком много вопросов. Манон… Похищение… Все эти тайны, связанные с ее памятью… Профессор…

Люси попыталась разогнать этот туман в своем сознании. Сейчас есть дела поважней. Разбудить малышек. Снова заглянуть в их глаза, источник бесконечного счастья. Именно в самых простых вещах существование обретает смысл.

Потом они втроем долго нежились и обнимались на диване, отдавая друг другу свое тепло. Нормальная семья, пусть и без мужчины. Да и кому он здесь нужен? Зачем снова страдать?

– Мамочка, у тебя бо-бо?

Жюльетта. Более реактивная. Включается на все сто, едва раскрыв глаза. Копия матери. А Клара все еще медленно потягивается. Хрупкий кокон.

– Мамочка ушиблась, – ответила Люси, пытаясь скрыть смущение.

Жюльетта отпихнула сестренку, чтобы теснее прижаться к матери.

– Жюльетта, мне не нравится, что ты толкаешься!

Люси придержала ее. Она вспомнила замечание Манон, когда в машине та сказала про близняшку-командира.

– И чтобы больше такого не было!

Жюльетта свернулась калачиком рядом. Ее попка уже была знакома с грозными проявлениями материнского гнева. Лучше было не продолжать.

Люси сгребла обеих в охапку и поцеловала Клару в губки. Как бы ей хотелось чаще бывать с ними, видеть, как они растут под ее крылышком. Но разве у нее есть выбор? Надо же на что-то жить. Полиция… Ее профессия, ее жизнь. Она не умела делать ничего другого. Она так рано покинула школу и родительский дом, чтобы погрузиться в этот мужской и жестокий мир…

Борясь с одолевающим ее сном, молодая мать налила дочкам шоколадного молока, умыла и одела их, зашнуровала им ботинки, собрала рюкзачки, не забыв положить туда их любимые мягкие игрушки, тапочки, конфеты, коробочки с апельсиновым соком и баночки желе. Проявления нежности, которые она с легкостью повторяла каждое утро.