Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чуть поодаль ритмично шоркала метла.
Большая дебелая баба в рыжей безрукавке, дворничиха, мела дорогу от дома, дорогу, на которой он и стоял.
– О, смотри-ка, ранний какой, – проворчала она деловито, не поднимая, однако, глаз. Приближалась она быстро и уже мела у него под самыми ногами. – Со свиданки, а?
Он хотел что-то ответить, но только расхохотался. Он был так счастлив, так пела и парила душа, что он готов был обнять всё, и эту дворничиху с метлой, и каждое дерево, и весь город.
Обернулся и поднял глаза. Вместо двухэтажного особняка за спиной стоял высотный одноподъездный дом. Голова закружилась – этажи убегали в самое небо.
Смех всё ещё разбирал. Довольно пофыркивая, он сунул руку в карман – там что-то перетекало – достал: на ладони лежали они, стёклышко, камешек, фантик, несметное богатство, детский клад.
– Ну, и чего тебе надо-то? Говори уж теперь.
Он обернулся. Дворничиха стояла, уперев одну руку в бок, во второй держала метлу. Смотрела исподлобья.
А ведь это тот самый вопрос, которого я всё это время ждал. Ради которого всё это и было. Тот самый.
Но вместо тревоги, вместо тяжести осуществлённой мечты, он вдруг ощутил себя таким свободным, ещё чуть-чуть – и взлетит.
– Ничего, мамаша. Ни-че-го.
Сжал ладонь с кладом – и пошёл, пошёл через двор, чувствуя лёгкость, как пьяный.
Но не дошёл до выхода, обернулся.
– Мамаша!
Метла уже снова шоркала. Остановилась.
– А?
– Я хоть где?
– Где, где. В Москве.
Он расхохотался снова, легко и весело, и пошагал к метро.
– Понаехали, – проворчала дворничиха и продолжила шоркать.
Вентспилс,
22–27 апреля 2019 г.
В тексте использованы материалы интервью из проекта
«Москва: историческая память города».