– Браво, Дубов! Только не соединяй в одной фразе слова «заткнись» и «пожалуйста».

– Просто, коротко и бездоказательно можно лишь изложить таблицу умножения, – тоном ниже, но достаточно жестко произнес Дубов.

– Учение Маркса всесильно, потому что оно верно! – Николай рассмеялся. – А выступление начните с упоминания о таблице умножения. Таблицу многие знают, ты сразу понравишься публике! – Он махнул рукой и вышел.

Алентов ехал на свидание с Юлией. После возвращения девушки из Парижа они виделись практически ежедневно. Он не знал, что Юлия сутки пропадала в Москве, считал, что она задержалась с вылетом, но чувствовал, что девушка чего-то недоговаривает, одновременно был убежден – ее недомолвки не связаны с появлением в жизни Юлии другого мужчины, однако полагал, все образуется.

Сейчас он пробивался на машине сквозь плотные потоки матерящихся, непрерывно сигналящих автомобилистов и думал не о любимой, а о своем приятеле и политическом союзнике. Дубов нравился Николаю, подкупал открытостью, интеллигентностью, которая сохранилась лишь в немногочисленных людях старшего поколения, даже не в отцах, а в дедах. Отцы были в большинстве своем отравлены, изувечены властью. И пусть они знали о Сталине достаточно, но с его именем на губах умирали друзья, с его идеями надрывались на стройках, многие сверстники проклинали вождя и свято верили в идею. В такое время прошли детство и юность отцов, они не могли признать, что их обманули. Сегодняшние деды воспитывались другими людьми, и хотя тоже были оболганы и обмануты, но в них сохранилась кровь предков, они знали: можно не ходить в церковь, не верить в бога, но знали, что Он существует.

Как, сохранив чистоту и интеллигентность, Дубову удалось оказаться в политике, Николай не знал. Но твердо верил – придет время, и Россию спасут именно такие люди. Алентов уважал друга, считал среди сегодняшних демократов Дубова наилучшим и самым перспективным кандидатом в Президенты. Хотя Николай, возможно, лучше других знал о недостатках приятеля и не верил в возможность его победы на выборах. Алентов не страдал самомнением, оценивал себя достаточно трезво, считал себя как личность достаточно реальным претендентом на высший пост, но не сегодня. Ему не хватало имени. Алентова знали в Москве, Петербурге, но Россия большая, прежде, чем баллотироваться в Президенты, необходимо «потусоваться» в верхах, «раскрутиться». Следует максимально использовать данную избирательную кампанию, примелькаться на телеэкранах рядом с Дубовым. Необходимо, чтобы избиратели воспринимали Дубова и Алентова как единое целое.

Президент совершил множество ошибок, среди которых Чечня занимала главенствующее положение. Цены, систематическая невыплата зарплаты – в сознании россиянина во всем виноват царь. Так повелось на Руси испокон веков. Кошмары ГУЛАГов и коммунистических строек минувших лет удивительным образом выветрились из человеческой памяти, в ней остались Великая Победа и Порядок. Человек не желал понимать, что Победу он завоевал сам, не благодаря, а вопреки существующей системе, заплатив таким количеством миллионов жизней своих отцов и матерей, что даже спустя полвека никто не знает истинные размеры этих потерь. А Порядок? Что же, в любой тюрьме установлен идеальный порядок. Нарушителей ждет расстрел либо перевод в зону более строгого режима. Тюрьма, она и есть тюрьма, люди привыкают, они другой жизни не видели.

Короче, лидер коммунистической партии, которая гарантировала Порядок и миску похлебки каждому – и умному и дураку, и работяге и бездельнику, – сегодня, весной девяносто шестого года, пользовался у россиян наибольшей поддержкой и на выборах Президента, которые должны состояться в июне, являлся безусловным фаворитом.

Но был ведь и нынешний Президент. Он же Верховный Главнокомандующий и Самодержец Всея Руси. Телевидение, газеты, радио критиковали Президента за ошибки. Но еще его кровавый предшественник изрек, что не ошибается только тот, кто ничего не делает. Президента избрали всенародно, каждый россиянин принял в этом участие, таким образом, сегодня делил с Президентом часть его вины. Человеку крайне трудно сказать, мол, я ошибся, умом не вышел, и начать жить сызнова.

Лидер коммунаров и нынешний Президент являлись основными претендентами в предстоящей борьбе за власть. Кроме них, было еще более тридцати кандидатов на корону. Но если тридцать человек не способны объединиться, каждый из них имеет одну тридцатую шанса на успех.

Ну, не все так просто, как говорится, существуют варианты, вот мы и увидим, как эти варианты будут разворачиваться, ведь до выборов осталось еще четыре месяца.

* * *

В кабинете замминистра Бардина, кроме начальника главка Орлова и полковника Гурова, находился заместитель начальника контрразведки генерал-лейтенант Володин.

Бардин занял место во главе стола для совещаний. Контрразведчик сидел по правую руку от хозяина кабинета. Орлов напротив Володина, а Гуров по своему обычаю расположился рядом со своим начальником, но не вплотную – оставил соседний стул свободным.

– Все знакомы, представлять никого не следует, кофе нам сейчас принесут.

– Работы завались, а тут из-за амурных дел сопливой девчонки генералов собралось, не протолкнешься, – раздраженно произнес Володин. – Я не знаю, что мы, собственно, собираемся обсуждать? Нелепая история в Париже, затем девочка изволила сбежать из Шереметьева. Прошло уже десять дней, никто девочкой не интересуется.

– Степан Сидорович, – Бардин нахмурился, – мы собрались по инициативе вашего ведомства. Естественно, мы хотели слышать именно от вас, зачем мы собрались. Простите, я, признаться, вас не понимаю.

Два дня назад, обедая с полковником Кулагиным, Гуров показал ему фотографию парня, познакомившегося с Юлией в Париже. Расставаясь, сыщик подвинул контрразведчику конверт и ручку. Кулагин не стал отпираться и написал: «Капитан Вердин», – таким образом признав, что спецслужба занимается данным вопросом. О полученной информации Гуров никому, даже Крячко и Орлову, пока не говорил.

– Я получил приказ выяснить, почему вы интересуетесь Юлией Горстковой. Вы инициаторы разработки, должны знать значительно больше контрразведки, которую данная история вообще не интересует.

Бардин пожал плечами, взглянул недоуменно на Орлова, который тер лицо ладонью, и покосился на Гурова. Сыщик понял, что его назначают крайним, и сказал:

– Я могу кое-что прояснить, при условии…

– С каких это пор полковники ставят генералам условия? – возмутился Володин.

– Извините, Николай Ильич, мне отвечать? – Гуров взглянул на Бардина.

– Вежливо, Лев Иванович, предельно вежливо. Приближаются выборы, атмосфера накаляется, все спецслужбы решают одну задачу, мы должны быть едины, нам не нужны распри.

– Пожалуйста, – Гуров привстал и поклонился. – Я веду некоторую работу, касающуюся Юлии Юрьевны Горстковой. Дело, на мой взгляд, настолько незначительно, что ни вам, Николай Ильич, ни даже непосредственному своему начальнику генерал-лейтенанту Орлову я не считал необходимым о нем докладывать. Зачем же я буду тратить время, путаться в домыслах, когда, по убеждению уважаемого Степана Сидоровича, инцидент с Юлией Горстковой контрразведку вообще не интересует.