Время тянулось будто резиновое. Когда не надо, минуты летят точно пули, а вот когда его торопишь… Людмила уже минут двадцать сидела на диване, пялясь в экран, рядом взволнованно восседал Мышкин, то и дело хватая ее за руку, но сейчас она этого и не замечала.

Наконец показали заставку новостей, и Мышкин затаил дыхание. Еще несколько мучительно долгих минут дикторша говорила о новостях города, а вот потом вдруг на экране показались знакомые полки магазина.

– Сегодня «зеленые» совместно с собаководами города устроили акцию протеста против жестокого обращения с животными, – ровным голосом вещала хорошенькая, ухоженная дикторша. – Акция состоялась в магазине строительных товаров, который принадлежит Курищеву Ивану Феликсовичу. Несколько десятков собаководов пришли сюда…

– Не несколько, а всего шестнадцать человек, – поправил диктора Мышкин.

Людмила не сводила глаз с экрана.

В магазине толпились люди с собаками. Собаки были разных размеров, сейчас и не разберешь, какие породы. Вот овчарка обнюхивает крохотного той-терьера. Тот хоть и клоп, но большой псины не боится, лезет нюхаться. Да и овчарка очень дружелюбная. А вон вообще черная, большая махина. Интересно, как эта порода называется? А с ней рядышком белая собачонка, очень на Мишку похожа, только у нее ушки стоят, и хвостик антенной торчит. Надо же! Она еще порыкивает на черную махину… Ага, диктор сказала, что это черный терьер… А вон две маленькие собачки устроили игрища среди банок с краской, а большая собаченция сосредоточенно пытается попробовать на зуб плинтус… Да чтоб вы там все у него сгрызли, у этого гада!

– Вот, смотрите, Милочка! – заегозил Мышкин. – Сейчас Курищев выйдет!

Неожиданно все собаки повернулись в одну сторону, и стало видно, как многие хозяева подзуживали своих воспитанников. Некоторые собаки гавкнули, некоторые зарычали, но агрессии не выказал никто.

Раздался гневный крик, и оператор перевел камеру на владельца магазина. Курищев ожидал телевидение, а вовсе не акцию какого-то там протеста. Он был наряжен в великолепный костюм, в тон был подобран галстук, а твердый воротничок новенькой рубашечки подпирал подбородок. Но его встречали не только телевизионщики.

– Защитники животных хотят выразить свое отношение к господину Курищеву, – не слишком уверенно проговорила диктор. – Интересно, почему именно этому господину оказана такая честь?

– Вот, Милочка, сейчас! – дернул за коленку Людмилу Мышкин. – Наш выход, Михаил!

В это время на экране показывали, как группа людей с собаками загудела, потом раздался какой-то вскрик, и люди вместе с собаками выстроились в две шеренги, образуя широкий коридор, который начинался прямо от двери. Дверь распахнулась, и по центру живого коридора прошел… Людмила даже сразу его и не узнала. В центр коридора вошел какой-то человек, у которого во все тело висела фанера с увеличенной фотографией Курищева. Людмила помнила это фото, его делала Зинаида. На фотографии страшно скалился Гурон, а рядом нагло улыбался Курищев. Зинаида тогда поясняла, что Гурон вовсе не пытается кого-то сожрать, ему только что сняли намордник, вот он и оскалился на радостях.

Но это было не самое ужасное. Кошмар был в том, что обряженный Мышкин вел на поводке Мишку! Тот, испугавшись такого коридора из незнакомых собак, сначала вел себя просто тревожно, а потом, заметив еще и телевизионщиков, их лампы, направленные прямо ему в глаза, шум, гам, а в конце коридора злобного Курищева, заметался, жалобно заскулил, пытался спрятаться за Мышкина, встал на задние лапки, чтобы его взяли на руки, но Мышкин в своей фанере никак не мог согнуть рук. Да и некогда ему было.

– Вот! – обращался он прямо в камеру оператора. – Этот господин Курищев травил именно эту собачку своим, я не побоюсь сказать, зверем! Маленькая собачка вся в шрамах, на ней нет живого места, он до ужаса боится своего бывшего хозяина.

Оператор тут же перевел камеру на Мишку, дабы показать, до какого ужаса он боится.

Мишка, заметив непонятную штуку, и вовсе не знал, куда деться, сжался в комочек и только жалобно попискивал.

– Ах ты ж дрянь! – со всхлипом выкрикнула Людмила и, бережнее прижав к себе Мишку, швырнула во Льва Венедиктовича диванной подушкой. – Сволочь! Как ты мог?! Я тебе… я ж тебе самое дорогое… Миша, полежи пока в спальне…

Она сбегала, быстренько отнесла собаку в спальню, закрыла двери и теперь начала кричать на гостя шепотом:

– Негодяй! Ради того, чтобы попасть в этот ящик, ты! Ты заставил переживать Мишку! Это беззащитное существо! Ты видел, как он боялся?! Почему ты не скинул эту кретинскую фанеру и не схватил его на руки, чтобы успокоить?! Ты! Паразит!

И в Мышкина полетела еще одна подушка.

Мышкин перепугался до дрожи. Он никак не ожидал такой реакции. Ведь, в конце концов, с собакой ничего не случилось!

– Милочка, но… там же и другие собачки тоже были… – что-то невнятное блеял он.

– Там не собачки! Там кони были! А Мишка, он так боится больших собак! У него же…

– Милочка! Но зато Курищев…

– Да мне плевать на всех Курищевых, вместе взятых!

– Но…

– Вы думали, что вы делаете?! И эти – собаководы-недоумки! Собаки там могли задохнуться от краски!

– Там не пахнет краской совсем.

– Ну и что?! А у них нос… нюх чуткий… Это тебе не пахнет!

– Милочка, но ты только подумай, теперь о Курищеве узнает весь город! – как мог успокаивал подругу Мышкин. – А мы с Мишкой потом еще погуляли, с собачками поиграли. И он совсем не боится больших собак. Он даже вон с тем, с Филом, играл, это который черный терьер. А маленькая беленькая собачка тоже их, и этот малыш лидер, ты представляешь?

– Я ничего не хочу представлять! Ты подорвал моей собаке психику! А если бы этот Фил кинулся на Мишку? Ты же бы опять в стороне стоял, потому что ты собак боишься! А с Мишкой что бы было?

– Но, Милочка… Я бы не стал подвергать Мишку…

– Стал! Я только что видела – ты подвергал Мишку мучениям!

У Мышкина кончились аргументы. Он и в самом деле не понимал – виноват ли он, насколько виноват и из-за чего столько крику. Надо было все обдумать и разобраться.

– Я думаю, мне лучше уйти, – поднялся он.

– Да! Я тоже так думаю! – в сердцах выпалила Людмила и сама же открыла ему дверь.

Он ушел. И в комнате стало совсем тихо.

Людмила быстро прошла в спальню, прижала к себе собаку и снова всхлипнула.

– Мишка, ты это… не сердись… Я ж не знала… – уселась она на диван и наглаживала белую кудрявую шерстку. – Тебе было очень страшно, да?

Мишка удобно устроился у нее на руках, два раза лизнул в щеку и успокоился.

– А я ведь даже не досмотрела, чем там все закончилось-то… – вздохнула Людмила. – Вот этот Мышкин, он такой глупый… Можно подумать, он этим эфиром напугает того гада. Да этот Курищев будет делать то же самое, только теперь станет лучше прятаться… А ты… Ты ложись на кровать и спи. Ты сегодня устал. У тебя был тяжелый день.