Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Манеры, каллиграфия, танцы, уроки софистики и ещё множество других направлений, которые большинство смертных оценят как бесполезная и нерациональная трата времени. Однако именно эта бесполезная трата времени и позволяет вырастить достойного смертного, который будет знать цену чужому труду, не плюнет в лицо собственной матери, уважительно отнесётся к противнику, в случае нужды будет способен на сострадание к заклятому врагу и никогда не нарушит данного слова под воздействием собственных низменных желаний. Совокупность множества факторов и тысячи целей, до которых можно идти разными путями, но про которые большинство забывает в воспитании, наивно считая, что ребёнок научится правильному поведению… на улице? В школе? Ещё где-нибудь, но на деле просто вырастает Орлойд или ещё что похуже, а прошлое бездарное поколение винит в этом бесов, правительство, Творца, новые безнравственные времена и кого угодно только не себя самих, после чего подросшее поколение повторяет этот круг.
В любом случае, каждому ребёнку очень важно предоставить один урок. Будет ли он аристократом, воином, солдатом, магом-теоретиком или даже маргиналом, всё равно родитель обязан рассказать своему сыну или своей дочери про смерть. Самым лучшим способом для этого является заведение питомца. Ребёнок будет расти с ним бок о бок, радоваться, плакаться в пушистую шерсть или чешуйчатую лапку, веселиться и играться, ухаживать и обучаться ответственности, после чего питомец умрёт. Желательно грамотно подобрать возраст питомца, чтобы урок смерти не наступил в детском возрасте. Хотя с другой стороны… маленькие дети куда лучше адаптируются к новым условиям и переживают стресс. Их психа более гибкая, так что тут вопрос несколько спорный.
— Но как-то так получилось, что наш пёс прожил слишком долго. По идеи его смерть должна была стать уроком для меня, но я застал смерть матери во вполне осознанном возрасте и нужды в повторении уже не было. А Граниир оказался ещё недостаточно зрел, чтобы терять что-то дорогое. В любом случае в тот день он сильно повзрослел, пусть и из необходимости против воли, — произнёс Адрион, который наконец-то нашёл нужный дневник и показал его рабыне: на правой странице нарисован большой и красивый пёс, на левой же малюсенькими буквами написана краткая история питомца, которому молодой первый сын Зелгиоса Торвандори даже посвятил небольшой стих. — Пару раз я даже посмел обвинить отца, мол это он всё так хорошо рассчитал… смерть матери, появление дара к магии молнии у Граниира, что вынуждает учить его жёсткому контролю любых эмоций с раненого возраста… Звучит рационально и логично, особенно для человека который продумывает свои планы на века вперёд. Только спустя целый век я понял какую рану нанёс своему отцу подобным предположением. Я принёс запоздалые извинения, после чего снова усвоил банальную истину: наши глупости несмываемым клеймом останутся на нас до самой смерти и ничего с этим не поделаешь. Остаётся только смириться, принять, адаптироваться и не наступить на те же грабли ещё раз. Звучит просто, а на деле смертные снова почему-то ходят по кругу. Хотя кажется лично я смог выйти на спираль.
— Все умрём, но зачем вы мне всё это рассказываете? — поинтересовалась Ада, но ответа не получила, хотя уже сама догадывалась о намерениях главы рода Торвандори.
Тем временем путь пролегал дальше, внутрь родового поместья, потрёпанного и жалкого, но ещё функционирующего. Некоторые зоны переоборудовались под места временного прибывания или даже под полноценные отели. Конечно, сейчас из-за накала страстей, никого построенного на территории нет. Однако в будущем и даже относительно недавнем прошлом в этих руинах останавливались некоторые аристократы. Также здесь имелся небольшой музей искусства, бассейн, зоны отдыха… да, ещё здесь есть и руины, но если не ходить в заброшенные места, то ты их даже не заметишь. Территория огромна и состоит из гигантского дворца, садов, а жилые дома для прислуги и рабов вы скорее всего перепутаете с элитными царскими хоромами. Поэтому жить в тридцати процентах площади и не знать о том, что ещё семьдесят процентов лежат в руинах, вполне возможно.
Ада продолжала следовать за Адрионом, который ненадолго останавливался напротив некоторых картин или скульптур. Почти все они являлись копиями, оригиналы вывезены в новую резиденцию. Впрочем, это никак не мешает прикоснуться к прошлому, которое любезно сохранили мастера. И сам глава рода Торвандори рассказывает правду из первых уст, показывая собственные заметки и рисунки из сотен или может даже тысяч дневников, которые он успел накопить за свой срок. Некоторые главы размером в десятилетия порой писались другим почерком, а вернее другими смертными, рабами-летописцами, но примерно треть написана от руки самим Адрионом, который находил в этом удовлетворение.
Таким образом Ада довольно глубоко погружалась всё глубже и глубже. Вот гобелен, на которому изображён статный и серьёзный тогда ещё не герцог, а лишь верный паладин ныне почившего короля, Рейнальд Ле Нобель. На его зачарованном сюрко почему-то находиться странное пятнышко, которое на огромном гобелене и незаметно. Однако на деталь указал сам Адрион, который вместе с другими членами семей тоже были изображены на гобелене.
— Напыщенный индюк, ужасно гордый собой. Ну а как вы бы себя повели, став паладином на третьем десятки жизни? Ещё магическую академию не закончил, а уже весь из себя рыцарь… Это меня забавляло, а вот более молодого Граниира откровенно возмущало. Если бы я не вмешался и до дуэли могло бы дойти, но вовремя сказаны нужные слова и вот уже всё забыто, только маленькое пятнышко на сюрко. А Рейнальд так и вовсе вон, теперь готов все знамёна собрать лишь бы помочь старому другу. Знаешь кто меня этому научил?
— Ваш отец?
— Нет, моя мать. Как раз она сильно повлияла на Зелгиоса, который в молодость свою был крайне дерзким и воинственным. Такие уж обстоятельства, он не мог доверять кому-то кроме себя и может быть своего брата. Из-за этого… порой его заносило. И трудно сказать, что могло произойти если бы матери не было с ним рядом. Возможно его худшие стороны расцвели и всё бы пошло прахом.
— Какой она была? — спросила Ада, становясь напротив картины с инициалами мастера Густава.
— Я и