— Да по бую, из-за чего! — обрываю я его. — Ты, братец, поел? А что ж сидишь? Дел-то нет? Так я найду!

— Чего ты? — обиделся Ара.

— Шучу, шучу, — отмахнулся я. — Просто эти местные склоки, признаться, слушать неинтересно. Вот лучше скажи… Может, нам вовсе уехать? К примеру, в США — они ж вроде уже есть…

— Там гражданская война скоро будет, — наморщил лоб Ара. — Или не скоро? О! Золотая лихорадка в Калифорнии уже началась! Или нет? Не знаешь?

— Да откуда? Тут интернетов нет. Да и не имею желания на золотых приисках горбатиться, нас и так неплохо кормят.

— Это тебя, а моя жинка последнюю репу сварила сегодня утром. Когда ещё урожай поспеет… — нахмурился Тимоха.

— Дам я тебе репы, — ухмыляюсь я и, видя, что конюх реально обиделся, добавляю: — Да не обижайся ты, лучше скажи: кроме баранов, ещё что-нибудь себе прикупить не хочешь? А то я, понимаешь, разбогател слегка — долг мне вчера вернули…

— А как залегендировать это дело? Ну, то, что ты мне и баранов, и другое купить дозволил? Заприметят — спалимся, — Тимоха почесал затылок, озадаченно хмурясь. — Хотя… Отпусти меня на следующей неделе на ярмарку в Молвитино. Может, там чего присмотрю, а?

— Да езжай, кто тебе не даёт! Так что насчёт Америки?

— И здесь можно устроиться. Надо только вспомнить что-нибудь из будущих изобретений… Вот бы производство какое открыть… — мечтательно произнес Ара.

— А разве крепостным можно что-то производить? — решил подколоть я товарища.

— Второй год как можно. Царь-батюшка разрешил. И торговать им можно. Даже оптом! Уже с десяток лет как крепостные на ярмарки с товаром ездят, а вот теперь ещё и промысел себе выбрать могут, — удивил меня собеседник.

А я-то думал, крепостные в это время совсем никаких прав не имеют. Однако либеральные тут нравы! Это точно наше прошлое?

— Ну да — кто нас в той Америке ждёт? Если мы здесь ничего не можем заработать, то откуда вдруг там разбогатеем? — признал я, вздохнув. — А ты, Тимоха, разве ничего из будущих идей не помнишь, что ещё не придумано? Хоть какую подсказку бы дал, а?

— Да думаю, день и ночь думаю, — Тимоха вздохнул, хлебнув чаю. — Только в голову ерунда всякая лезет: то алмазы в Африке да Якутии, то антибиотики. Эх, знал бы, что в прошлое попаду, хоть подготовился бы как следует!

Он ещё раз отхлебнул чаю и закусил свежеиспеченной булочкой.

— Детям возьми сладости. И муки ещё… Скажешь Матрёне, я приказал.

— Угу, спасибо! Да на озеро бы сходить порыбачить. Тоже, скажу, ты разрешил?

Конюх мой уже собрался было уходить, как вдруг у порога резко обернулся. Глаза его горели энтузиазмом.

— Слушай, а идея одна есть! Что если нам торговлю организовать?

— Кому продавать-то будем? В городе разве что, а там таких ушлых пруд пруди, — возразил я. — И чем, собственно, торговать?

— Например, коврами, — Тимоха оживился. — У нас в Армении ковры отличные делают. Тут, конечно, ковры тоже водятся… Откуда-то из Средней Азии везут или из Персии, но, скажу тебе, наши-то куда лучше будут.

— Давай ещё подумаем, — вздохнул я.

— Тогда я завтра по своим делам?

— С ума сошёл? Завтра праздник Троицы. И освящение церкви! Приедет… забыл кто… черт… короче чин какой-то церковный. Мне все нужны тут будут. Гости у меня остановятся. На одну ночь только, но и то головная боль! Потом порыбачишь. Вон, если хочешь, возьми ту рыбину, что из Костромы привезли.

— Я вообще в армянской церкви крещён… Ну да ладно, это почти одно и то же.

Вечером долго ворочался, лежа в кровати: сон всё не шёл. Тишина в доме давила: из всей дворни остался лишь Мирон, бабы, как и полдеревни, отправились в церковь. Тягостные мысли не отступали: да что я, собственно, умею в этом времени? Ни тебе особых навыков, ни знаний… Разбогатеть? Тоска смертная! Лишь одно радует — стал моложе. Хотя, с местной медициной… ещё вопрос, проживу ли я здесь дольше, чем в своём времени. Ну, если бы не авария, конечно…

Всё же под утро задремал. И снится мне сон… красочный, словно действие наяву происходит. Я за кулисами театра пользую балерину! И так энергично, словно я молодой. Хотя я и есть молодой!

Церемонию освящения храма я едва не проспал — Матрёна, которая обычно поднимала меня на ноги быстрее петуха, сама со службы ещё не вернулась. Всенощное бдение — дело святое, но без неё дом казался подозрительно тихим. Хорошо хоть Тимоха сбежал с торжества пораньше и заглянул в господский дом в поисках жратвы. Без него я бы точно проспал всю церемонию, и был бы скандал!

— Барин, ты чё, ополоумел? Все уже у церкви — поп обижается, люди гудят, а ты дрыхнешь! — ругал меня Тимоха, поминая на ходу всех святых. — Дуй быстрее!

С трудом проморгавшись, я плеснул на лицо ледяной воды из тазика — для бодрости, схватил в руки икону, словно щит перед битвой, и полетел к храму.

Подхожу… Мамочки! Народу собралось — в два, а то и в три раза больше, чем в селе душ! Похоже, из соседних деревушек съехались. Тут вам и старушки в платках, и мужики с бородами аки лесные медведи, и девки, нарядившиеся словно на смотрины. А румяные мальчишки, как воробьи, облепившие колокольню, увидев меня, зашептали: — Ого, сам барин пожаловал! — и тут же кинулись друг другу на спор доказывать, кто громче сможет крикнуть, когда прозвонят колокола.

В церемониях освящения храмов, как оказалось, не всё так просто. Это вам не просто в колокол пробить и свечи зажечь. Различают два вида освящения: малое и великое. Малое совершают, когда церковь лишь подлатали или крыша прохудилась — ремонт закончили, и порядок. А вот великое освящение — это уже не шутки, здесь нужен сам епископ, если храм построен заново.

Причём всё происходит в несколько этапов:

«Чин на основание храма» — как только закладывают фундамент, читаются особые молитвы. Основание поливают святой водой, а под углы иногда даже закладывают реликвии или монеты.

«Чин на поставление креста» — важнейший момент перед тем, как крест вознесётся на кровлю. Тут уже и песнопения, и кадило в ход идёт.