— Карена? Жалко, конечно… Хоть я его знала только несколько дней, но он был со мной добрым. Не жмот: шубу обещал купить… Хотя еще и переспать со мной не успел, только лапал… Но Тимурчик говорил, что у таких богатых козлов взять лишнее — не грех и что ничего ему от снотворного не сделается. Кто ж знал, что все так выйдет…

Итак, Манукян с криками бросился в кабинет, Ирка вторила ему своим визгом, а грабителю в маске не осталось ничего другого, как преследовать свою жертву. Он не дал Тузу запереть за собой дверь, но тот все-таки успел добежать до письменного стола и выхватить из ящика пистолет. Завязалась короткая и яростная схватка, потом девчонка услышала глухой хлопок выстрела, стон — и все стихло. Не зная, за кем осталась победа, она сидела ни жива ни мертва, когда на пороге кабинета показался Джафаров и сказал, что надо побыстрее сматываться. Оказывается, в борьбе за оружие Манукян случайно нажал на курок, когда дуло было направлено прямо ему в сердце…

— То есть сама ты в кабинет не заглядывала и схватку не видела? — уточнила я. — А о том, что там произошло, знаешь только со слов Джафарова?

— Ну да, конечно. Ой!.. Вы думаете, что это Тимурчик его?..

— А разве ты сама об этом не думала? Ты же не дурочка, Ирина. Должна понимать, что у твоего Джафарова был единственный выход — убить Туза! Иначе как бы вы выкрутились?

— Как? Ну, не знаю… Все же выглядело так, что я тут совершенно ни при чем! Никто не знал, во-первых, что в гостях у Манукяна в тот день была именно я. Чтоб не осталось отпечатков, на мне были перчатки — черные, кружевные, к платью. Карену очень нравилось… А если бы и узнали — то никому не пришло бы в голову связывать меня с грабителем. Он же был в маске… Нет, нет! — Она решительно замотала головой, отгоняя сомнения. — Тимурчик не мог… Он гад, конечно, но в другом смысле… Вы понимаете. Убить он не мог!

— Ладно, — отмахнулась я, — сейчас меня это не интересует. Честно говоря, не понимаю, как вас до сих пор не сцапала милиция или не пришили люди Манукяна. Только по недоразумению, поверь мне! В маске он был… Наивняк! Вы что-нибудь взяли у Манукяна? Где все это?

— Да, Тимурчик сказал, что прихватил первое попавшееся — деньги, они открыто лежали в ящике стола. Я их видела у него — баксы и наши рубли, но даже не знаю, сколько там было. Он сказал — «на первое время нам хватит». Где спрятал, тоже не знаю: Теймури сказал, меньше знаешь — лучше спишь.

— Это он верно сказал. Только сдается мне, что ты и без того уже знаешь достаточно, чтобы стать опасной ему! Тебе так не кажется? Неужели ты и правда веришь, что он тебя любит?!

— Да вам-то что? Что вы все в этом понимаете?! — Сверкнув глазами, она яростно вдавила окурок в пепельницу. — Что вы мне в душу лезете — любит, не любит… Думаете, из-под машины вытащили, к себе привели, накормили этой вашей яичницей — и все, имеете право?! Да плевать мне! Можете бежать в ментовку, если хотите, а Тимурчик все равно меня любит! А с матерью он, потому что…

— Те-те-те! Что это ты разошлась ни с того ни с сего? Да пусть он хоть самого черта любит! И в душу твою мне лезть незачем, и без того дел хватает. Своего ума все равно тебе не вложу, да и ни к чему это: сама должна себе шишек набить. Только гляди, как бы их слишком много не оказалось!

— Ладно… Извините меня. Это я так… Что мне теперь делать?

— Так-то лучше! А то — в душу я к ней лезу… Прежде всего оставь эти дурацкие мысли — сбегать из дому куда глаза глядят. Джафаров не должен ничего заподозрить. О нашей встрече и разговоре — никому ни слова, ясно?

Девчонка кивнула.

— Никому: ни подружкам, ни матери, а особенно — Джафарову. Это в твоих же интересах, Ирина. Надеюсь, ты понимаешь, что молчать о ваших проделках у Манукяна я долго не смогу: вы с Теймури Джафаровым влипли по уши. Рано или поздно вашу судьбу будет решать суд… Не реви, думать надо было раньше. Надеюсь, ты отделаешься легким испугом: во-первых, несовершеннолетняя, во-вторых, сама не убивала и не грабила, в-третьих, тебя принудил пойти на преступление ранее судимый взрослый дяденька…

— Ранее судимый?..

— Да-да, милочка моя: ранее судимый! Так я и думала, что вы с твоей мамочкой этого не знали. Тебе полезно будет услышать, за что он сидел: за растление малолетних, Ирина! Может быть, не таких подготовленных по этой части, как ты, но таких же глупых!

Закрыв лицо ладонями с облезшим фиолетовым лаком на ногтях, она заревела: уже без всякого вызова — горько и безнадежно… Я не стала останавливать эти слезы: пусть дурочка выплачется, может, умнее будет.

— Ну что, еще не созрела для чистосердечного признания? — спросила почти ласково, когда порыв начал стихать. — Оно тебе очень помогло бы! Послала б к черту этого козла, он же тебя просто использовал! Сам подсунул Тузу, ты подумай…

Девчонка отрицательно покачала головой. Слезы стекали сквозь ее пальцы по рукам и капали вниз — ей на джинсы.

— Н-нет. Сама… не пойду. Пусть забирают… Тогда все расскажу, а так… Не могу я…

Значит, умнее она не стала. Ну что ж: это тоже — судьба.

Итак, после целой недели работы я оказалась отброшенной в исходную точку — к моменту разговора с Вероникой Дубровиной. Единственный шаг вперед заключался в том, что я знала теперь: загадочная брошь с романтическим названием «Поцелуй розы» не утрачена, она существует. И больше того: она-то и стала скорее всего причиной смерти Варвары Петровны Прониной.

Вместе с моим клиентом мы еще раз перерыли опустевшую квартиру его бабушки, но, разумеется, не нашли драгоценной пары розочек. Впрочем, к чудесному возрождению брошки из пепла Андрей Рубиньш отнесся весьма скептически: ему казалось невероятным, чтобы бабуля, с которой у него с детства и до дня смерти старушки были самые доверительные отношения, могла скрывать от любимого внучка эту «страшную тайну». И главное — зачем? А еще невероятнее, что при всем при том кто-то другой, посторонний и чужой, мог узнать, что «Поцелуй розы» жив-здоров и хранится в скромной квартирке бабы Вари.

Я должна была признать, что в рассуждениях Андрея есть логика. Вместе с тем у меня не было никаких оснований не доверять как информации Гарика Папазяна, так и своему собственному гаданию, предупредившему о воровстве. Брошки нигде не было — значит, она была украдена. Но кем, черт возьми?! Ни Теймури Джафаров, ни его сопливая любовница Ирка этого не делали: у них в тот день были другие заботы. Хоть напрямую я Ирину не спрашивала, но все же выпытала тогда, за яичницей, что она и слыхом не слыхивала ни о Варваре Петровне Прониной, ни о брильянтах графов Галицких. Едва приехав домой в ту страшную субботу, полумертвая от ужаса и раскаяния, она забилась под одеяло у себя в комнате и стала ждать расплаты. Явился Джафаров (у них хватило ума добираться домой порознь), по-своему утешил «сладкую девочку». Потом дал ей снотворное — то же самое, которым они потчевали Манукяна, и вскоре отправился на службу.

Римма Гаджиева тоже не могла: у нее железное алиби. Но ведь сестренка Вероника зачем-то побежала к ней тогда, после напугавшего ее разговора со мной! По-моему, пришла пора спросить ее об этом еще раз: вдруг референт фирмы «Файл» со второй попытки окажется более разговорчивой?