Непредвиденные обстоятельства, связанные как раз с покупкой журнала, требовали новых поездок, новых маршрутов, пока мне пришлось хотя бы мысленно вернуться в Форт-Шевченко — я прочитал в журнале добротный очерк «Лейла» идет в Гурьев». Его автор — А. Шамаро — поднял большой архивный материал, разыскал оставшихся в живых участников операции.

В ночь на 30 апреля 1919 года форт Александровский, занятый в ту пору белыми, был захвачен стремительным десантом кораблей Астраханско-Каспийской военной флотилии. Это было сделано в ответ на телеграмму Председателя Совнаркома Ульянова-Ленина от 24 апреля, где, в частности, говорилось: «…нельзя ли завоевать устье Урала и Гурьева», и дальше — известные слова об отчаянной нужде в нефти.

Захват Форта произошел настолько внезапно, что красным военморам удалось затеять успешную радиоигру с противником: сохранялась видимость, что Александровский по-прежнему в руках частей атамана Толстова. Так был перехвачен в открытом море паровой баркас «Лейла». На нем из Баку в Гурьев шел личный представитель Деникина, посланный им к Колчаку, — генерал Гришин-Алмазов. Сам генерал застрелился, не успев уничтожить документы совершенной секретности. Достаточно сказать, что в письме Деникина намечались планы совместного с адмиралом похода на Москву.

Я не стал бы пересказывать материал, добытый в упорных поисках (а я-то знаю, чего они подчас стоят) другим человеком, если бы меня не привлекло там одно обстоятельство. В Форте и до прихода белых находился на службе радиотелеграфист, белорус, родом из Могилевской губернии. Жил он здесь по-семейному, с женой, у них был грудной ребенок. Белые мобилизовали радиста, но после захвата Форта он принял сторону революционных моряков и доказал это делом: сам сидел на ключе во время оживленных переговоров с Гурьевом, где стоял штаб Толстова, и Петровском — о проходе «Лейлы». Радисты знают друг друга, и появление чьего-то чужого почерка могло их сразу насторожить и сорвать всю операцию. Для фортовского радиста это был риск, и немалый. Ведь красные вскоре оставили Форт — его трудно было удержать из-за оторванности от основных баз.

Теперь придется снова вернуться к «Кара-Бугазу». Но литература, как я уже говорил, в моих поисках все время вмешивалась в действительные события, и книга, и очерк — становились вполне реальными фактами.

История Кулекена связана с той группой заключенных, которую деникинцы высадили на острове Кара-Ада.

А была и другая.

Паустовский писал:

«…Остальные заключенные из Петровской тюрьмы… были высажены деникинцами на восточный берег моря, вблизи Кара-Бугаза. Эта партия заключенных пошла через пустыню в Красноводск… Незадолго перед этим белые были выбиты из Красноводска красными частями, наступавшими со стороны Ашхабада…

Заключенные шли в не затихавшем ни на один день песчаном урагане. Дул норд. Каждый час в конце страшного шествия, растянувшегося на несколько километров, падали выбившиеся из сил. Они кричали и звали передних, но остановиться надолго было равносильно смерти.

Первыми погибли женщины с детьми и матрос-инвалид, ковылявший по пескам на костылях. Передние уходили далеко, задние теряли их след, шли наугад в песчаную муть пустыни, шли до вечера, падали и лежали, зная, что помощи не будет ниоткуда».

Дальше там перечислялись люди, которые были среди этих трехсот. Грузин Халадзе, участник революционных событий в Персии. Штурман Бархударов — спокойный и отчаянный человек, он прославился тем, что из Астрахани доставлял оружие под самым носом у деникинских дозорных судов, а когда за ним погнались, он потопил пароход. Деникинские контрразведчики посчитали нежелательным и опасным старика Мухина, автора проекта «О социализации недр земли».

«Шествие мертвых» тянулось примерно в тех же местах, где много лет спустя остался один на один с пустыней шофер Дзуцев, где Кулекен гонял скот в Красноводск и где теперь провели высоковольтную линию на Бекдаш.

До города оставалось километров восемьдесят, и стало ясно, что им — не дойти. Начальство принял Мухин. Он, видимо, умел и действовать, а не только составлять проекты. Первый приказ его был: оставаться на месте и ждать помощи. А сорок наиболее выносливых пошли с ним к Красноводску. Через каждые три или четыре километра один из них оставался для ориентировки.

«До Красноводска дошли трое, — писал Паустовский. — Они упали на улице, но успели рассказать попавшимся навстречу красноармейцам о том, что случилось в пустыне. Через полчаса из Красноводска выслали верблюдов и помчались всадники отыскивать по живым вехам брошенных людей».

Спасти удалось, если быть точным, сто двенадцать человек. Это я выяснил из другого источника и ради этого, собственно, и завел разговор о захвате Форта в конце апреля 1919 года, о «шествии мертвых» к Кара-Бугазу и Красноводску — год спустя, в безлюдных совершенно местах, потому что прибрежные адаевцы в то время уже откочевали на летние пастбища.

В Бекдаше заведующий парткабинетом Танкабай Чампиков среди других материалов дал мне прочесть письмо — письмо из Махачкалы. Писал Иван Романович Калиновский — о том, что он в числе других ранней весной 1920 года шел на Красноводск, потеряв уже надежду дойти когда-нибудь до обжитых мест.

Я тогда — два с половиной года назад — запомнил фамилию и неожиданно столкнулся с ней в очерке А. Шамаро. Там была названа фамилия радиста, служившего в Форте: Калиновский. Правда, не указывались имя и отчество. Но трудно предположить, что в одно и то же время, в одних и тех же местах, с одними и теми же по существу событиями были связаны два разных человека, носивших одну и ту же фамилию.

Могло случиться, что в остросюжетных положениях, которые создавала гражданская война, Калиновский после успешного захвата «Лейлы» снова попал в руки деникинцев. Почему они его не расстреляли? Но не расстреляли же они штурмана Бархударова, вина которого была не менее тяжкой. Может быть, не хватило времени. А может быть, высадка на восточном каспийском побережье в системе наказаний почти приравнивалась к смертной казни.

Но… Я должен остановиться. Заманчиво, но нельзя слишком далеко вдаваться в область догадок. Я надеялся, что и это в конце концов выяснится. Ведь прошлое, которое кажется нам далеким, бывает и совсем рядом…

Совсем рядом…

Незримая, но и нерасторжимая цепь событий, человеческих взаимоотношений, поступков.

В самую первую мою поездку мы из Бекдаша отправились в Старый Кара-Бугаз. В начале повести я уже писал, что утро выдалось солнечное и тихое, но море не выглядело спокойным. Море, взлохмаченное недавним ветром, накатывало на берег, а вдали оно все было покрыто белыми буграми.

В провожатые мне дали Павла Лаврентьевича Соболева — из кара-бугазских старожилов. Он приехал сюда по вербовке в 32-м, еще холостым парнем. Пять или шесть лет спустя его послали в длительную командировку в