Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бельевых веревок в ванной не было, а потому все же закинула джинсы и кофту на полотенцесушитель.
Накинула себе на плечи полотенце, чтобы кое-как прикрыться, хоть в этом и не было особого смысла. Виктор вчера меня голышом видел, вряд ли я смогу его чем-нибудь удивить. На душе царило опустошение. Казалось, что из меня разом выкачали все чувства. Не только счастье, радость и надежду, но и страх, злость. Мною овладели тупая покорность и безразличие к
собственной судьбе. Словно я всего лишь крохотный винтик в большой чужеродной машине. Я ничего не решаю, меня легко заменить. Если я сломаюсь — до этого никому не будет дела.
Виктор сидел на кровати.
— Мои люди обыскивают квартиру в центре и прочесывают округу. Будем надеяться, твои приятели не успели далеко уйти.
— Они не мои приятели, — поправила я. — И на твоем месте, я бы запросила распечатку звонков с телефона, который они забрали.
— Обязательно, — кивнул он и похлопал рядом с собой. — Присаживайся.
Я пожала плечами и подсела к нему. Вот только чем ближе подходила, тем сильнее давала трещину моя апатия. Рядом с этим человеком возвращались и страх, и злость, и даже надежда. А еще обида.
— Знаешь, — задумчиво протянул он, — я бы с удовольствием присоединился к поискам посмевших вломиться в мой дом шавок… Но как же тебя теперь одну оставить?
— Ты так за меня беспокоишься? Или не доверяешь? — осторожно спросила я, присаживаясь на краешек кровати.
— Я беспокоюсь за ребенка, — отрезал он, так и не ответив насчет доверия.
Ну почему когда между нами только-только, кажется, наметилось потепление, снова все рушится?
— Мне нужна одежда. Запасного у меня нет. Дашь что-нибудь?
Мужчина мрачно молчал, неопределённо мотнув головой. Нет, ну что за человек?
— Я, между прочим, звонила тебе, — с обидой произнесла я. — И не один раз. У тебя был телефон отключен.
Он качнул головой, приподняв брови. Словно бы говоря: «Ну вот, попалась на откровенной лжи».
— Я правда звонила!
Но Виктор продолжал все так же с холодной отстранённостью смотреть на меня, так что я окончательно перестала что-либо понимать.
Мне нестерпимо захотелось взять его за грудки и встряхнуть. Ну что за упертый чурбан!
Я даже потянулась к нему рукой, но он тут же перехватил её за запястье.
— Не стоит, Ника. Если надеешься таким образом усыпить мою бдительность…
— Даже не думала, — попыталась вырвать руку, но он не отпускал.
— О, хочешь сказать, что после того, как я пригрозил забрать ребенка, ты не хотела снова соблазнить меня?
— Что ты несешь?! — ужаснулась я, а внутри все похолодело. Потому что именно так я и думала.
— Хотя я же помню. Это случилось после того, как я заподозрил твою связь с Галавиц! И именно ее ты пыталась скрыть.
— Опять ты за свое! Нет у меня ни с кем никакой связи. Отпусти уже! — дернулась я. Но он по-прежнему крепко держал меня за руку.
— Я не верю в совпадения. Их накопилось слишком много. Еще и эти новости с работой… — он задумчиво поморщился.
Я понятия не имела, что у него там с фирмой, но его настрой мне явно не нравился. Казалось, он был как заведенная пружина, в любой момент удерживающая сила могла исчезнуть, и тогда — лучше не находиться рядом.
— Виктор. Пожалуйста. Отпусти, — с нажимом попросила я.
— Отпустить? — его блуждающий взгляд остановился на моем лице. — О, нет. С чего бы мне тебя отпускать, девочка моя? Ты вообще представляешь, что мы делаем с теми, кто нас предает?
— Ты мне угрожаешь? Рассуждаешь о совпадениях? Да что ты о них знаешь?! Девушка, которая тебя встречала сегодня у ворот дома в центре, была очень похожа на ту, что передала мне фальшивки! Ты не там ищешь предателей! — выпалив это, я тут же пожалела. Он сейчас явно не в себе. Не стоит с ним разговаривать разумными доводами. Все равно не услышит и не поверит. Лишь обернет все против меня же.
— Ну да. Предатель так бы и сказал, — покивал он.
Его улыбка стала жестокой. Свободной ладонью он потянулся к полотенцу, укрывающему мои плечи, и скинул в сторону.
— Ты меня пугаешь, — сдавленно прошептала я. — Это вредно для ребенка.
— Знаешь, что меня сейчас бесит больше всего? — его скулы побелели, ноздри раздувались, а на лице на миг проступило настоящее страдание. — Меня бесит, что не знаю точно. Если ты действительно заодно с Галавиц, если ты инициирована ими, то мой гипноз на тебя не действует. Ты просто
прикидываешься и говоришь мне то, что я хочу слышать. Говоришь, что этот ребенок мой, что ты все еще хочешь быть вместе.
— Добро пожаловать в мир простых людей, — горько произнесла я. — Мы никогда не знаем точно. Мы просто верим, доверяем. Любим.
Последнее слово я произнесла беззвучно, одними губами, но, тем не менее, прочувствовав его всем своим естеством.
Дурацкое, противное, невозможное чувство!
Оно выжигает тебя изнутри и заставляет делать то, чего в разумном состоянии ты никогда бы не сделал. Любовь как синоним зависимости. Как синоним слабости. Потому что, несмотря на то, что этот человек сейчас говорил и делал, я вдруг четко осознала, что все еще тянусь к нему всем своим нутром.
— Я хочу, чтобы это было правдой, — его рука скользнула к моему животу. — Хочу, чтобы это оказался мой ребенок. Что-то невозможное, чудесное, чего я не заслужил и не был достоин…
— Это твой ребенок, — повторила я, глядя ему прямо в глаза. Ну почему он мне не верит?!
Мужчина вдруг сгреб меня в охапку, прижимая к себе, усаживая на колени. Наклонившись к моей шее, он шумно втянул носом воздух.
— Этот запах… ему нельзя верить… — прошептал он. — Лживый, порочный запах…
Его тон стал ниже, в голосе появилось какое-то безумие.
— Виктор… Если тебе не нравится, я сейчас же приму душ… — попыталась отодвинуться я.
Но в ответ он лишь утробно зарычал, как дикий зверь, у которого хотят отнять добычу.
Он снова шумно вдохнул, едва касаясь языком чувствительного места за ухом. От неожиданности я выгнулась, захваченная острой волной, прострелившей тело.
— Порочный, ненавистный запах… — снова повторил он не своим голосом и еще раз лизнул мою шею.
Его руки, тем временем, жадно трогали меня, распаляя. Страх стремительно сменялся возбуждением, а воля капитулировала.
— Проси.
— Виктор… — звучало как мольба. Вот только о чем?
Внутри начинался настоящий пожар, грудь часто вздымалась от участившегося дыхания, я сжимала бедра, стараясь хоть так сопротивляться его настойчивым прикосновениям.