пряталась гардеробная, и умывальня. У дяди имелся еще и кабинет, да и гостиная была просторней. Прогулявшись по комнатам графа Доло, я вернулась в гостиную, уселась в кресло напротив него и подвела итог осмотру:

– Пора менять службу фрейлины на службу секретаря главы Тайного кабинета.

– К сожалению, дорогая моя, вы можете только выйти замуж за секретаря главы Тайного кабинета. Но раз им являюсь я, а я давно и благополучно женат, а вас воспринимаю как дочь, то этому суждено сбыться, лишь когда на мое место придет кто-то помоложе и неженатый, – развел руками граф.

– Вы сказали – к сожалению, – заметила я. – Почему?

Дядюшка усмехнулся, но вдруг стал серьезным и ответил:

– Потому что вы – женщина, Шанни. Если бы вы были мужчиной моего рода, я бы вывернулся наизнанку, но пристроил бы вас в один из кабинетов.

– Несправедливо, не находите, ваше сиятельство? – произнесла я. Дядя вопросительно приподнял брови, и я пояснила: – Возьмем, к примеру, ваших сыновей. Вы сами, ваше сиятельство, признали за ними отсутствие необходимых черт для службы при Дворе и для пользы рода. Мне вы не отказали в силе духа и разуме, однако меньшее, что я могу сделать, – это выйти замуж за нужного роду человека, а большее – забраться в постель короля. А ведь я могла бы приносить необходимую пользу, служа Камерату и его государю на другой должности. Однако я – женщина, и за мной признается право на капризы, на рождение детей и на заботу о супруге, но отказано во всем остальном. Разве же это справедливо?

Граф улыбнулся уголками губ и мягко ответил:

– Такова данность, дитя мое, и она неизменна. Хотя в чем-то я согласен с вами. Иная женщина обставит мужчину по коварству, силе характера и упорству. Однако женщины привычны и вполне согласны со своей ролью. – Я фыркнула, и дядя улыбнулся: – Кто в вашей семье разделяет ваши мысли, Шанриз?

Я усмехнулась и вынужденно созналась:

– Никто. Матушка пришла бы в ужас, услышав то, что я сказала вам, дядюшка. Амберли назвала бы меня безумной.

– И это лишь малая модель мироустройства, дорогая, – улыбнулся его сиятельство. – Скажу вам больше, моя супруга и жены моих сыновей будут согласны с Элиен и Амберли. Пожалуй, из ста женщин девяносто девять скажут, что довольны своей жизнью и не мыслят иную.

– Но одна будет против, – щелкнула я пальцами, а граф рассмеялся:

– И ею будете вы, Шанриз! – воскликнул он, и я насупилась. – Однако оставим фантазии. Я пригласил вас к себе не ради занимательной беседы.

– И все-таки вы находите нашу беседу занимательной, более того, ведете ее со мной, а не браните за крамольные мысли, – ответила я, не желая так быстро менять тему разговора. – Батюшка уже непременно отчитал бы меня.

– И был бы прав, – без тени улыбки произнес его сиятельство. – Но я хочу лучше узнать вас, прежде чем вы увязнете в придворных интригах. Я хочу понимать, чего ждать от вас, и на что вы способны. Те качества, которые я вижу, мне нравятся. Надеюсь, мои наблюдения и чутье не подведут и в этот раз. Лишь потому я веду с вами разговор, который прервал бы в ином случае. Однако я настоятельно прошу вас сдержаться и не заводить подобных бесед ни с дамами, ни с мужчинами, дабы не прослыть чудачкой. Это подпортит ваш образ и снизит шансы на успех.

Ничего иного я и не ждала, потому нисколько не обиделась на главу рода. Более того, могла бы сказать ему спасибо уже за то, что он не стремился закрыть мне рот жесткой отповедью и изгнать из головы крамольные мысли. Пусть наша беседа по интересующей меня теме была короткой, но все-таки познавательной. И мне было о чем подумать. Что до его предостережения, то я давно научилась носить маски, под которыми прятала свои истинные помыслы и устремления. Матушка была бы искренне изумлена, если бы узнала, что мой кругозор и познания несколько шире, чем она предполагает. И, тем не менее это было так.

– Вам не о чем беспокоиться, ваше сиятельство, – заверила я. – Я отдаю себе отчет в том, с кем и о чем можно разговаривать.

– Вы неизменно доставляете мне радость, Шанни, – улыбнулся граф. – Итак, о деле. – Я устремила на него внимательный взгляд. – Как вам уже должно быть известно, через две недели состоится большая королевская охота. Ее отличие от малой королевской охоты значительное. Сейчас я расскажу вам о них. – Об охоте я действительно слышала, но мало что знала об этом придворном событии. Керстин просто сообщила, заходясь от восторга, что это будет восхитительно, но вразумительного более ничего не сказала. Потому, поерзав, я устроилась поудобней и кивнула, показав, что готова внимать его сиятельству, и он продолжил: – Между малой и большой охотой столь же разницы, как и между Большим дворцовым парком и Малым, впрочем, и смысл тот же. В большой охоте участвует весь двор, а на малую государь выбирает охотников. И значит, через две недели вы будете присутствовать на этом увеселении.

– Увеселение? – скептически хмыкнула я.

На охоте я не были ни разу в жизни, подобные развлечения не предназначались для юных девиц. Когда мы перебирались в поместье, располагавшееся вдали от столицы, являвшееся матушкиным приданым, отец охотился один или вместе с соседями. Иногда мужчины брали с собой своих женщин, но никогда детей.

Однажды, лет в семь, понукаемая любопытством и озорством, я пробралась на кухню, куда доставили зайцев, добытых батюшкой. Я до сих помню тот ужас, который испытала, глядя на окровавленную тушку. Я стояла, тяжело дыша, смотрела в мертвый заячий глаз, а после, когда наш повар взял животное за уши и потряс передо мной, с гордостью расхваливая меткость хозяина, из моей груди вырвался истошный крик.

Кто-то из кухонной прислуги подхватил меня на руки и спешно вынес из кухни. Матушка, испуганная моей истерикой, сначала отчитала того, кто принес меня, а после досталось и мне за то, что была там, где быть не полагалось. А после пришел отец.

– Зачем, зачем вы его убили?! – кричала я, топая ногами. – Не надо никого убивать!

Батюшка, взиравший на меня сверху вниз, склонился и заглянул в лицо:

– Вы слишком впечатлительны, дитя мое, – сказал он, после взял меня на руки и наставительно добавил: – В этом нет дурного, Шанни. Охота существует от начала времен. Чтобы люди могли жить, им требуется пища, и ее нужно добыть. Если я больше не буду охотиться, запрещу прислуге покупать мясо и овощи, тогда все мы умрем