litbaza книги онлайнСовременная прозаСтарость шакала. Посвящается Пэт - Сергей Дигол

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 22 23 24 25 26 27 28 29 30 ... 51
Перейти на страницу:

«Возможно, – продолжал, впрочем, он, – к тому что двум незаурядностям не ужиться вместе? Не лучше ли было для обоих, чтобы шакал не показывал носа из норы, а волк сам доставлял бы ему пищу, что называется, на дом?»

Возможно, я ищу черную кошку в той темной комнате, где ее нет, но не могу избавиться от мысли, что странная сказка и не менее странное замечание рассказчика как-то связаны с его романом. Хотя, скорее всего, это мои домыслы, неизбежные подозрения человека, который, что называется, зациклился. А может, мне просто хочется, чтобы во всем, что касается романа, была хотя бы одна загадка, не поддающаяся разрешению?

Как бы то ни было – судите сами.

* * *

Волк и шакал

Давно, но не давным, в старину, но не в седую, в лесах, но не в дремучих, уже не в Богдании, но еще и не в Бессарабии, одним словом, в том самом месте, где сейчас Молдавия, объявился шакал. Как так, удивились люди, сроду не слыхивали о таком звере, а тут на тебе – рыщет у самой деревни, как у себя дома. И все бы ничего, да стали замечать зверя то с беличьей шкурой, то с заячьими ушами, а то и с фазаньими перьями в зубах.

Эге-ге, переполошились люди, да ведь это хищник! Того гляди, повадится кур да гусей таскать, а то и, страшно подумать, на овец со свиньями позарится. Поразмыслив основательно, но так чтобы не опоздать, решили хищника изловить, снарядив охотников самых проворных, метких да смелых.

Не долго, но и не коротко, а ровно столько, сколько понадобилось собакам, чтобы напасть на след, вышли охотники на тропу шакала, и занялась погоня. День гонятся охотники, догнать не могут. Второй гонятся – догнать не могут. И третий гонятся, и пятый день, а шакал знай себе бежит да пожевывает: то белку, то зайца, а то и фазана – и с новыми силами еще прытче от охотников удирает. Уже собаки языки свесили, пар выдыхают да жалобно поскуливают. Так ведь и у охотников ноги заплетаются да ружья из рук валятся, того и гляди, обратный путь домой не осилят.

Как вдруг (вот удача!) застыли охотники, глазам своим не верят, даже дышать перестали, словно птицу счастья боятся спугнуть. Присел шакал в кустах, уши свои шакальи прижал, голову в траву спрятал, сидит, спину во всей красе охотникам показывает. Подкрались к зверю охотники, тише мышей амбарных, прицелы на шакала навели, чтобы уж наверняка, как вдруг…

Господи, помилуй, господи помилуй! Закрестились охотники истово, да назад попятились, шурша травой и хрустя ветками, забыв начисто про осторожность всякую, про шакала, да про погоню свою утомительную.

Матерь божья! Волк! Да какой – не маленький и не большой, а здоровенный, точно медведь! Шерсть густая, торчком, глаза острые как кинжалы, пасть огромная – человеческая рука целиком уместится. Собаки не то что лаять – скулить не решаются, в траве схоронились, уши к голове прижали, посматривают на волка осторожно, но не без зависти. А волк господином стоит на полянке, зайца рвет – по-хозяйски, не спеша. Поел, осмотрелся, и двух шагов ему хватило, чтобы раствориться в чаще. А шакал голову поднял, на полянку юркнул, кишки заячьи подобрал и дальше по следу волчьему побежал.

Эге-ге, только и пробормотали охотники, как только речь к ним вернулась. На карася мы грешили, а тут вон какая щука. Придется еще за шакалом побегать, да не губить проклятого, пока на волка не выведет.

День гонятся охотники – шакал знай себе удирает, а волка все не видать. И второй день в погоне проходит, и третий, и пятый. И хлеб весь уже съели охотники, и воду всю выпили, да все ягоды с кустов пообрывали, а собаки, кажется, рады бы и кишки заячьи да шкуру беличью после волка сожрать, да только шакал прытче псов измученных, псов исхудавших.

Эге-ге, сказал тогда старший из охотников, и остальные потупились, соглашаясь – да, упустили мы волка, не видать больше зверя лютого, пока, избави Боже, на дома наши не набредет. Не успели горю своему как следует предаться, как видят – присел шакал, притаился, родимый, ушки свои шакальи к голове прижал, на полянку поглядывает – облизывается, хотя и дрожит. Откуда только силы у охотников взялись – словно Господь наш всемогущий вдунул в них духа больше, чем в остальных смертных.

Бах! Бах-ба-бах, бах, ба-ба-ба-бах!

Рухнул волк замертво, даже удивиться не успел – какие это наглецы посмели на него, царя лесного, стволы поднять. Псы охотничьи, слуги верные, уж на что раньше людей в охоте разуверились, и те с остервенением вцепились в волчару убитого, стали его, еще кровью и паром исходящего, на куски раздирать.

И был праздник в деревне, и пили люди, и ели, и плясали семь дней и семь ночей во славу храбрецов-охотников. И сделали столб высоченный, и подвесили на самый верх его тушу волчью – для острастки, чтобы каждый зверь лесной обходил деревню стороной, подобру-поздорову.

А что же шакал? Как засвистели над головой его шакальей пули, припустился он с перепугу, да куда глаза глядят. И мчался, не оглядываясь, пока слышались крики охотников, да лай собак. А как стихло все, отдышался шакал, облизал бока да спину распрямил, сообразив: а ведь теперь я, шакал, и есть царь лесной. И все белки мои, и зайцы, и фазаны. Да не кишки, не головы, и не перья только. Мясо! Мясо нежное, горячее, свежей кровью брызжущее. А то, глядишь, и до кабана доберусь.

Так думал шакал своей головой шакальей, и сердце его радостно трепыхало, воспылав благодарностью к людям с ружьями – освободителям от ига волчьего. Это ж надо, всю жизнь падалью побирался, не мог успокоиться шакал, дрожа от ненависти к убитому зверюге.

Ох, теперь-то наемся, ох и от брюха, нетерпеливо думал шакал, завидев трусящего по лесу зайца. Припустился за косым – да куда там! Только пошел плутать за зайцем меж деревьями, как вдруг – шмяк носом. Пенек!

Лежит шакал в траве, лапой подергивает, глазами помаргивает, вместо морды у него сплошная рана кровавая. Лежит, собирает вылетевшие из головы мысли шакальи. Что за заяц такой попался, думает шакал, такой и волку, небось, не по зубам. Поскулил он, нос разбитый зализывая, как вдруг видит – бельчонок. Крохотный, несмышленый. Ладно, решил шакал, шут с ним, что мясо мало, потом найду и пожирнее. Главное – весь лес мой! Кого поймаю, того и заломаю! Кого захочу, того и проглочу! А начну с бельчонка малого, бельчонка несмышленого. Поплатится за свою глупость, да что поделать – есть смерть как охота! Подкрался шакал к бельчонку, да как прыгнет! Шмяк о сосну, а бельчонок уже на ней, на ветке покачивается, да на шакала скулящего испуганно поглядывает.

Ох и больно! Ох и напасть-то! Ворочается шакал под сосной, траву подминает, да криком горьким лес оглашает. Скулит так, что все звери лесные затихли, да попрятались: мало ли что, думают, кабы и с нами какой беды не стряслось.

А через месяц зашевелились, захрюкали заросли лесного шиповника – то кабан дикий пришел спелыми ягодами полакомиться. Ест кабан жадно, чавкает так, что далеко слыхать, – по вкусу ему ягоды лесные. Как вдруг: уииии-уиииии-уииииии!!! Завизжал кабан, и пустился наутек, бежать со всех лап своих кабаньих.

1 ... 22 23 24 25 26 27 28 29 30 ... 51
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?