Смерти заглянул кабан в глаза и с тех пор обходил стороной кусты шиповника, чтобы вновь не увидеть то, что от страха чуть не разодрало сердце его кабанье – пасть шакалью, щелкнувшую зубами перед самым пятаком.

Не узнал кабан и никто из животных лесных и людей деревенских, что в самый последний раз клацнул тогда шакал зубами и издох окончательно, там же, под кустом шиповника, исхудавший и измученный, проклявший охотников метких, зверье резвое, неподатливое, да судьбу свою шакалью несчастливую.

Так давно, но не давным, уже не в Богдании, но еще и не в Бессарабии, одним словом там, где рай небесный соединяется с адом кромешным, исчезли и волки, и шакалы.

И с тех пор исчез страх из сердец молдаван и в лес они и по сей день ходят не с ружьями, а с бочонком доброго вина – отдохнуть от трудов праведных.

А если и встретят какую-нибудь зверушку – так и на ту как на чудо заморское глядят. Будь то заяц косой, белка пушистая, а то и фазан с радугой вместо хвоста.

Вот как выглядело крушение мироздания

Перед домом ее ожидали вестники беды. Их было двое, мужчина и женщина, и первого Пэт знала по имени. Его звали Джимми Крайтоном, он был молод, высок и застенчиво розовощек, и все соседки расплывались в улыбках, стоило ему начать патрулирование вверенного полицейским управлением Нориджа района в качестве участкового констебля. Он, полицейский, формально был первым номером в паре, но выглядел непривычно растерянным, настолько, что даже его всегда пылающие щеки побледнели и будто ввалились. Его спутница не замедлила перетянуть лидерство на себя. Первой сделала шаг навстречу Пэт, первой протянула ей руку и представилась.

Пэт даже не удивилась, узнав, что женщина – психолог: могло ли существовать более точное предсказание скорого горя, чем одновременное появление у дома полицейского и психолога?

Ее ладонь задержалась в руке женщины, но констебль уже справился с волнением —возможно, не надолго, но достаточно для того, чтобы исполнить долг. Сообщить сбивающую с ног новость.

– Понимаешь, Пэт…

– Мне так жаль, Пэт…

– Твои родители, Пэт.

Он перебирал обрывки заготовленные фраз, которые так и не сумел смотать в трагический клубок.

– Боюсь, случилось непоправимое, – выпалил он наконец.

– Мужайтесь, мисс Беннетт, – добавила психолог и положила ладонь на плечо Пэт.

– Не надо, прошу вас, – дернулась плечом Пэт. – Я в порядке. Я все поняла, как только увидела вас.

– Вы уверена, мисс Беннетт? – рука психолога плавно съехала с ее плеча на предплечье, и Пэт подумала, что почасовое содержание психолога, должно быть, чертовски дорогое удовольствие для государственного бюджета. А может, подобные услуги покрываются медицинской страховкой?

– Я правда в порядке, – сказала Пэт. – И мне не нужен психолог. Могу я побыть одна?

– Радостно слышать, мисс Беннетт, – психолог не переставала поглаживать руку Пэт, а ее взгляд цеплялся за черты лица подопечной, она словно гадала по форме носа, по узору губ и разрезу глаз, то ли выискивая признаки обмана, то ли надеясь на подтверждение искренности.

– Я побуду с ней, – вмешался констель Крайтон, и Пэт почувствовала облегчение: с ее предплечья свалилось бремя чужой официальной руки.

Психолог тоже не выглядела проигравшей. Уступив в схватке с неконтактным клиентом, она нашла разумный выход: доверила Пэт представителю власти, шансы на контакт с которым существенно выше. По крайней мере, будет кому вызвать скорую помощь.

– Я побуду, – повторил констебль, и, должно быть, впервые удостоился улыбки от своей спутницы.

На вид психологу было чуть за тридцать, у нее были средней длины каштановые волосы и обручальное кольцо на правой руке, и Пэт даже в этих обстоятельствах было любопытно наблюдать, как из машины по производству гипнотизирующих интонаций она превращается в взолнованную женщину, сходящую с ума от такого пустяка как необходимость убить внезапно освободившееся рабочее время. Профессия должна была научить ее делать быстрые и правильные выводы из имеющихся вводных данных. Возможно, сейчас она рассчитывала, что будет, если к двум-трем освободившимся и при этом оплаченным часам прибавить всегда готового на подвиги любовника и при этом вычесть занятого как обычно допоздна мужа. Волнительное уравнение, не так ли? Достаточно волнительное, чтобы заставить ее часто-часто стучать каблуками о тротуар в конце Хилл-Хаус-роуд, там, где разволновавшаяся дипломированный специалист в психологии, жалея об отпущенной машине, переходит на бег – лишь бы поскорее поймать такси в этой дыре на окраине города.

В доме Пэт разрыдалась. Ну как, разрыдалась? Собственно рыданий, всхлипов и даже шмыганий носом – ничего этого не было. Просто слезы заливали ей щеки, совсем как дождь в Мертоне в прошлую среду, когда ей посчастливилось попасть под ливень, не дойдя и двух минут до остановки автобуса. Вот и сейчас у нее были мокрые щеки, и, как и в Мертоне, она ничего не могла поделать, хотя не припоминала случая, чтобы кто-нибудь из посторонних хотя бы однажды за все двадцать два года жизни становился свидетелем ее слабости. Даже при родителях она не плакала, в осознанном возрасте – уж точно.

Теперь же Пэт не могла справиться со слезами, зато констебль окончательно взял себя в руки и усадил ее в кресло. Сбегал на кухню и мигом вернулся со стаканом воды, словно знал каждый закуток в доме Беннеттов. Его внутренняя программа, дав сбой при появлении Пэт, снова заработала с положенной безупречностью. И, кстати, с парадоксальным безразличием: стоило Пэт успокоиться, как констебль стал немедленно излагать подробности гибели ее родителей.

Мистер и миссис Беннетт разбились близ Сваффхема, когда возвращались домой из Слифорда, этой заболоченной глухомани, в сравнении с которым даже окраинный Норидж выглядел почти как Трафальгар-сквер. Пэт терпеть не могла Слифорд, не любил его и отец, но у него был моральный долг – тетушка Шарлотта, вот уже третий год мучительно угасавшая от болезни Альцгеймера. В Слифорде она прожила последние полвека и напоследок умудрилась забрать две жизни – племянника, которого она никогда особо не любила, но пользовалась его преданностью памяти матери, приходившейся тете Шарлотте старшей сестрой, и жены племянника, которую она, дай бог памяти, удостоила в лучшем случае десяти не самых приветливых слов.

Прямо у Тетфордского парка, живописная природа которого позволяла рассчитывать на прямое попадание в рай, машина с родителями на полной скорости вынырнула на встречную полосу.

– По всей видимости, мистер Беннетт уснул за рулем, – сообщил констебль, явно повторяя кем-то озвученную версию.

Отвести же Пэт на место трагедии и показать их, ее навсегда уснувших родителей, Крейтон категорически отказался.

– С тобой свяжутся, но уже завтра, – уточнил он. – В любом случае, без опознания не обойтись.