Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Делал мой отец
Но скажи мне почему
Каждый раз, как я пытаюсь сказать тебе, что это конец
Я не могу уйти
Сердцем я хочу остаться, никогда не убегать
(перевод песни Джо Кокера Joe cocker «my father's son» (пер. «Сын отца»)
*4 — Сын моего отца
Я живу своей жизнью, как делал мой отец
Если бы он сказал мне однажды
Что кто-то закует мое сердце в цепи
Поверил бы я в это? Ну уж нет
Я решил, что никогда не позволю этого
Но сердце важнее разума, да, я сын моего отца
(перевод песни Джо Кокера Joe cocker «my father's son» (пер. «Сын отца»)
От Леона осталось лишь обугленное тело, красиво разложенное на постели в обрамлении кучи фальшивых документов.
Дом пришлось сжечь вместе с плодами его деятельности.
Марко не знал, за что хвататься. Они дохли как мухи, все эти преданные ему люди, которых он знал столько лет и с которыми налаживал связи еще сам отец и Сальваторе.
Верные и проверенные. Нужные и со связями.
Главное, что товар имеется, и есть, что отдавать китайцам. Война сейчас ни к чему.
Он откинулся на спинку кожаного кресла, чувствуя усталость. Какого-то черта на него посыпалась куча проблем, когда, казалось бы, наоборот, должно наступить затишье.
Дверь в кабинет распахнулась, и он с недовольством поднял голову, а увидев черноволосую, красивую женщину, сжал кулаки от ярости.
— Кто тебя впустил?
— Я не мог ее остановить, она шла напролом. Простите, господин!
— Кретин! Пошел вон! — зашипел на охранника и схватил Лауру за локоть. Тряхнул несколько раз, и в ноздри ударил ее удушающий терпкий запах. Сколько раз просил сменить духи.
— Какого черта ты здесь делаешь?
— Я звонила тебе, писала. Ты не отвечаешь на звонки и на смски!
— Не отвечаю, потому что не могу! Когда смогу, сам наберу!
— Мне это говорили несколько дней назад!
— Значит, я не мог все это время! Что за настойчивость? Разве мы не договаривались, что я сам буду назначать встречи?
Женщина вдруг повисла у него на шее, прижалась к нему всем телом.
— Маркус…я соскучилась, я изнываю без тебя. Каждый день приезжаю в нашу квартиру, и сижу там одна, жду тебя!
Она схватила мужчину за скулы и принялась целовать его щеки, шею, как в исступлении, вызывая в нем волну адского раздражения. Хотя именно ее страсть так его заводила. Хотя бы кто-то хотел его по-настоящему.
— Ты что — дура? Ты забыла, что мы в моем доме?
— Маркууус….у меня важная новость для тебя, такая важная, любимый! Я не могла утерпеть, я должна была тебе рассказать. Ну посмотри на меня, умоляю.
Марко шикнул на нее и оттолкнул в сторону.
— Поезжай домой, я сегодня приеду, и поговорим.
— Ты не обманешь? Правда, приедешь?
— Я сказал, приеду! Давай! Уходи! Скоро Юля вернется из мастерской, и она не должна тебя здесь видеть!
— Юля? Все время твоя проклятая Юля, которая даже не спит с тобой! А с НИМ спала! Трахалась, раздвигала ноги!
— Заткнись! — ударил Лауру по щеке и пригрозил ей пальцем. — Еще одно слово и между нами все будет кончено!
— Не будет! Не все так просто! Я беременна! И скоро рожу от тебя сына! Вот так!
— Что? — зарычал и, схватив ее за руку, потащил к двери. — Все! Поехала отсюда! Вечером приеду, и поговорим! Уведи ее и проследи, чтоб больше таких визитов не было!
Мысленно выматерился, когда увидел Мами, которая вытирала пыль с африканской статуэтки в коридоре. Они посмотрели друг на друга, и Марко захлопнул дверь кабинета. Только этой толстухи и не хватало сейчас. Ушастая сучка все и всегда слышит и видит. Один дьявол знает, сколько компромата она уже насобирала.
Когда-то, когда он ее нашел, и они впервые встретились, она сказала ему кое-что, от чего Марко захотелось вытрясти из нее душу… но он слишком жаждал Вереск. Так жаждал, что готов был заключить сделку с толстухой и терпеть ее вечно попрекающие взгляды, терпеть то, что она слишком много знает.
— Вы сказали ей, как по вашей вине убили ее родителей? Сказали? Это вы не передали им, что готовится убийство… Я слышала разговор Сальваторе и Нади. Слышала, как он спрашивал, почему она не уехала? Спрашивал перед ее смертью… когда вынес из здания и вез в больницу. Это вы…вы ничего не сказали им… вы оставили их умирать!
— Ты что несешь, старая? Я приехал за тобой, забрать тебя в наш дом! Моя жена желает тебя видеть!
— Ваша жена? Какой мерзкой ложью вы заставили ее стать вашей женой?
— У тебя есть выбор: либо ты едешь со мной и молчишь, либо сдохнешь здесь и сейчас!
— Старая Мами не боится смерти, но она не хочет оставлять свою птичку с волком в овечьей шкуре. Запомните, господин, причините ей боль, и я все расскажу.
— Ты смеешь мне угрожать? Ты! Ничтожество!
— Я лишь предупреждаю. Обидите мою девочку, и я не стану молчать!
И с тех пор ему вечно казалось, что она за ним следит, что она везде сует свой черный нос, лезет куда не просят. Думал, что за столько лет удастся задобрить. Дарил подарки, а она их складировала в шкафу, покупал сладости, а она их выбрасывала в мусорку. И вечно смотрит своими карими глазами навыкате, этим своим взглядом «я все знаю».
Ударил от злости по столу. Ладно. Пока что Мами должна волновать его меньше всего. Ничего она не сделает. Слишком любит свою хозяйку и ее сыночка.
Сыночек… вот это тоже расстройство. С самого его рождения сплошное разочарование. Потому что слишком похож. Как насмешка, как какое-то клеймо. Когда все причитают «как же ваш сыночек похож на Сальваторе, это просто удивительно».
Сколько раз он подходил к колыбели, брал в руки подушку и хотел накрыть ею маленькое личико, на которое любовалась Вереск. Накрыть и заставить мальчишку исчезнуть. И надо было это сделать тогда, а не наблюдать сейчас, как они стоят рядом — две копии, сводящие с ума своей похожестью. Предатель Чезаре так радуется приезду дяди, как будто чувствует, что это его отец. Избавился бы от него еще тогда, и все встало бы на свои места. Пострадала бы и забыла. Не маячило бы вечное напоминание перед глазами.
А он бы подарил ей еще детей… Тогда Марко еще надеялся, что его пустят в постель. Но ни хрена. Она никогда даже намека не делала, не флиртовала, не улыбалась ему. Относилась, как другу или брату. А он дрочил на ту сраную скатерть, дрочил и вспоминал, как ее брал Сальва… Он наблюдал тогда за ними в проем двери. Наблюдал, как тот разложил ее на столе, и как она вонзила в него вилку. Ооо, как же он обрадовался. Думал, что она воткнет ее прямо в сердце и освободит и себя, и Марко от этого самовлюбленного ублюдка… но какое там… вонзила в плечо, и он продолжил ее трахать.