Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Для чего? Вероятно, чтобы сейчас он танцевал что-то слишком быстрое для своих легких, в которых «пробка» не пропускала воздух – так ему казалось. Но, пусть пьяный и на кураже, он выдержал. Путь от смертного одра до нового года – тоже.
Выдержал, чтобы выйти из этого зала, в котором продолжалось веселье, в последние мгновения года и, едва покинув его, сгорбиться, как Калигула из Эберто, да по стеночке почти что проползти еще несколько метров до кресла где-то возле окна, в щели которого задувала метель. Черт его знает, что это была за комната. Главное, здесь было темно и почти тихо – глухой звук музыки не раздражал. И главное – он здесь один. Пытается справиться с ноющей болью под ребрами и одышкой. Такой, что в глазах плясали искры, а на лбу выступила испарина. У него, должно быть, даже губы посерели. И отчего-то так сильно хотелось курить, что он невольно полез в заведомо пустой карман. Подавив разочарование, на мгновение представил себе, как вернется в свою квартиру и закурит «Монте-Кристо», подаренные Мадлен.
Будто ответом на его мысли, в комнате неожиданно раздался щелчок, и она на мгновение осветилась неверным светом огня. А потом во тьме медленно поплыл запах табака.
- Новогодний сюрприз, - донесся до него негромкий низкий голос.
[1] Мари-Жозе (1914-2002) – французская актриса и певица, пользовавшаяся некоторой популярностью во время и после Второй мировой войны. Самая известная песня, исполненная ею - «Chanson gitane» (1942).
[2] Жан-Батист-Никола-Робе́р Шума́н (1886 – 1963) - французский и европейский политик, премьер-министр Франции, один из основателей Европейского союза, Совета Европы и НАТО. В 1948-1952 гг. занимал пост министра иностранных дел.
[3] Жан Жозеф Мари Габриэль де Латр де Тассиньи (1889 –1952) -– французский военачальник времен второй мировой и первой индокитайской войн, маршал Франции (посмертно), Кавалер Большого Креста Ордена Почетного легиона. Один из самых авторитетных маршалов Франции, участник Освобождения, получил славу национального героя. От имени Франции 8 мая 1945 года подписал в Карлсхорсте Акт капитуляции Германии в качестве свидетеля.
[4] Калигула – театральная пьеса в 4 актах, написанная А. Камю и изданная в 1944 году. В 1945 году поставлена в театре Эберто Полем Эттли. Роль Калигулы исполнял Жерар Филипп.
[5] Эберто – французский театр, расположен на бульваре Батиньоль, 78 XVII округа Парижа.
[6] Жак Дорио — французский коммунистический и фашистский политик. В 1924—1934 — член политбюро ЦК Французской коммунистической партии. В 1936—1945 – лидер ультраправой Французской народной партии. Коллаборационист Второй мировой войны.
Будто ответом на его мысли, в комнате неожиданно раздался щелчок, и она на мгновение осветилась неверным светом огня. А потом во тьме медленно поплыл запах табака.
- Новогодний сюрприз, - донесся до него негромкий низкий голос. Определенно женский. Определенно знакомый. Но для того, чтобы рыться в воспоминаниях, нужно быть трезвым. Или хотя бы не задыхаться. Наверное, та, что говорила, задыхалась тоже, потому что почти сразу зашлась сильным кашлем.
- Не умеете курить – не стоит и начинать, - проворчал Анри.
- Глупости! Никто не начинает, умея заранее. Хотите?
- Черт с вами, давайте.
В его пальцы вложили отчаянно желаемую сигарету. Он затянулся. Привкус табака перемешался с привкусом металла. Или крови. Но вслед за ней он не закашлялся, нет. Что ж он? Мальчишка?
- А к вам так запросто и не подберешься, - снова проговорила вошедшая женщина.
- Я теперь прямо свихнуться, какая важная птица, - хохотнул Анри.
- Ветеран войны, герой Хюэ, надежда французской армии…
- Вы слышали?
- Личный друг генерала Риво, подполковник Анри Юбер, - продолжала она, не отклоняясь от заданного курса и добила его финальным: - Видите, я запомнила. А то вдруг и правда придется о вас в газете прочитать, а я и знать не буду, что курила с таким выдающимся человеком одну сигарету на двоих.
- Стояли где-то рядом?
- За вашей спиной. От первого до последнего слова. Вы потом прошли мимо и, как последняя скотина, не узнали меня, - рассмеялась она.
- Все в масках, все одинаковые, - лениво отмахнулся Юбер и сделал еще одну затяжку. Ни черта он не помнил. Никого за своей спиной. Но если она болтает – пускай болтает. Звук ее голоса приятно касался мыслей, наполняя его череп, как ванную наполняет пар от горячей воды. Он медленно откинул голову на спинку кресла и повернул ее туда, где, должно быть, стояла эта неузнанная. В полумраке только силуэт. Свет с улицы выхватывал белую кожу лица и оголенных плеч.
- Вы свою очень эффектно сняли. Я покорена! Уверена, и они тоже, – раздалось в ответ. Женщина шагнула ближе и оказалась совсем рядом. Потом соскользнула на подлокотник. Ее рука легла на спинку прямо за его затылком, чуть касаясь волос. – И зачем было так напиваться?
- Ты одна пришла? – охрипшим враз голосом спросил Анри. Наверное, для того и напился, чтобы сейчас вот так охрипнуть от ее близости.
- Нет, конечно! Я же не подполковник, чтобы быть на короткой ноге с генералом Риво!
Юбер сглотнул. В темноте закинул свободную руку вверх, за голову, и нашел ее пальцы в шелковых перчатках. Она ладони не убрала. И неожиданно вцепилась в его – крепко, будто бы чего-то боялась. Или здоровалась после долгой разлуки. От горячего пара, наполнявшего череп, в его висках застучало. Или это от ви́ски застучало? Следом ухнуло сердце, и Юбер успел вдохнуть полные легкие воздуха, от которого трещала едва сшитая совсем недавно грудная клетка, прежде чем податься к ней и коснуться губами ее обнаженного плеча.
Пахла она одурманивающе.
Остатки трезвости снесло прочь.
Да и она тоже пьяна, не иначе. Чем еще можно объяснить то, как обхватила его голову, как прижала ее к груди, как быстро ее ладони заскользили по его затылку и по шее на спину?
Всего несколько мгновений до сдавленного женского стона, сбивающего запреты в эту ночь – сигарета, которую она начинала курить, а он заканчивал, летит куда-то на пол.
Женщина у него на коленях – перетащил, буквально сдернул с подлокотника на себя. И жадно целовал ее рот, который и не разглядел во тьме. Горячо. Господи, как горячо. Во рту у нее горячо. Кожа у нее горячая. Или сам он сейчас пылает? И руки его, отчаянно ищущие голое тело, не скрытое шелком платья, уверены, что его, этого мягкого и тонкого тела, они уже когда-то касались. Знают. Вспомнят. И запах тоже – одурманивающий – вспомнят. Пусть маска, пусть мрак, пусть хмель.
И слышно только срывающееся дыхание, потому что замерло, остановилось, перестало существовать даже время – иначе почему не играет оркестр? Он ведь играл еще секунду назад.
Взрыв был неминуем.
Он и прозвучал.
Звоном бокалов и веселыми криками, возвещавшими о приходе сорок девятого. Она вздрогнула в его руках, и он ее отпустил. Не ушла. Сидела, собираясь с духом. А потом медленно произнесла: