Все изменилось в один миг.

Боковым зрением Верещагин увидел двигающийся по прямой как стрела дороге «Урал». Большегрузная машина с накрытым тентом кузовом ехала слишком быстро. При этом она иногда виляла, словно за рулем сидел подвыпивший водитель. В этом секторе машины не должны были передвигаться с такой скоростью. Под визг покрышек водитель выравнивал «Урал» и следовал по прежнему маршруту.

Верещагин наблюдал за этими кульбитами, стоя на площадке, расположенной на противоположной стороне улицы. Сзади за его спиной разворачивался бэтээр Кацубы.

Дорога, по которой двигался «Урал», была проложена наискосок от спрятанного за забором административного здания. От нее ответвлялся отросток съезда, ведший к контрольно-пропускному пункту, подъезд к которому был дополнительно прикрыт бетонными блоками, шлагбаумом и раздвижными металлическими воротами. В данный момент ворота были наполовину открыты, а полосатый столб шлагбаума опущен. В застекленной будке маячило лицо охранника.

Неожиданно «Урал» выскочил на линию тротуара. Теперь его намерения не вызывали сомнений. Водитель специально выехал на противоположную сторону, чтобы выиграть пространство для разворота. Он явно намеревался таранить ворота, пытаясь прорваться на охраняемую территорию. Все происходило с невероятной быстротой.

Ладонь Верещагина скользнула по предплечью, разыскивая несуществующий ремень автомата. Глядя на выраставший в размерах грузовик, он не мог вспомнить, что автомат остался в бронемашине. Но не только Верещагин видел надвигающуюся опасность. За его спиной раздались крики десантников. Не отрывая взгляд от «Урала», мчавшегося на бешеной скорости, Верещагин скомандовал:

– Стреляйте, стреляйте, черт вас побери!

Автоматная очередь, выпущенная кем-то из десантников, прошла перед самым радиатором грузовика. Пули, попав в бетон забора, срикошетили, меняя траекторию полета. И в ту же секунду бронемашина, которой управлял любвеобильный рядовой Кацуба, сорвалась с места. Неповоротливый бэтээр, дрожа всем корпусом, точно борзая перед началом охоты, двинулся вперед. Видимо, водитель, увидавший грузовик сквозь стекло триплексов, сообразил, что к чему. Он вообще был смышленым парнем, этот Кацуба.

Когда «Урал», вывернув колеса, помчался по прямой к КПП, в его бок врезался нос бронемашины. Кацуба таранил камикадзе, не задумываясь об опасности. Воздух наполнился металлическим скрежетом, от которого разрывались барабанные перепонки. Удар был настолько силен, что многотонный грузовик стал заваливаться набок, а казавшийся вставшим на дыбы железным чудовищем бэтээр помогал ему в этом. Его движок, достигнув максимальных оборотов, ревел как раненый зверь. И вдруг этот чудовищный клубок исчез в огненном облаке.

Взрыв ослепил Верещагина. Упругая волна швырнула капитана на асфальт. Он даже не успел сгруппироваться перед падением. Дьявольская сила протащила десантника по земле и, уйдя дальше, повторила это с другими людьми.

Упавший Верещагин не мог видеть, как разлетелись, точно поставленные на ребро картонные карты, прямоугольные плиты забора. Осколки бетона, куски расплавленного металла, сноп дыма и огня взметнулись к небу, застилая все вокруг. Чад не позволял дышать. Слепящая гарь выедала глаза. Но поднявшийся капитан сумел увидеть, как из мрака вынырнул еще один грузовик.

Второй шахид действовал с хладнокровием настоящего камикадзе. Прямо сквозь пожарище он направил машину в образовавшийся пролом. На секунду Верещагину показалось, что он не сможет преодолеть огненное препятствие. Но так не произошло. Нырнув в разверзшийся ад, «Урал», чей тент в ту же секунду превратился в багряную плащаницу, вынырнул уже на территории объекта. Там ему уже ничто не могло помешать. Сметая все на своем пути, он врезался в фасад.

Второй взрыв был гораздо мощнее первого. Взрывчатка сдетонировала мгновенно. Дом, сложенный из типовых блоков, просел. Его внутренности содрогнулись, пытаясь поглотить бушевавший внутри огонь. Но дикая энергия раскромсала все несущие конструкции, порвала хлипкие паутины арматуры, раскрошила балки и перекрытия. В мгновение ока здание превратилось в погребальный курган, состоявший из груды строительного мусора. А внутри этого кургана были истерзанные человеческие тела.

Не успел осесть дым, как к развалинам помчались оглушенные десантники. У некоторых из них из ушей и из ссадин на лицах сочилась кровь. Но никто не отставал от командира, которому также крепко досталось. Получивший легкую контузию, Верещагин действовал машинально, подчиняясь лишь инстинкту. Он видел перед собой развалины, под которыми могли оставаться люди. Лишь на секунду капитан задержался возле того, что еще секунду назад было «БТР-80». Его искореженные очертания угадывались в плещущих языках рыжего огня.

– Хулио?! – выталкивая из легких обжигающий воздух, выкрикнул капитан, точно надеясь, что ему ответят.

Лишь глухой гул и треск лопающейся на стальной поверхности краски доносился из нутра этого страшного костра.

Когда Верещагин добрался до развалин, там уже работали его ребята. Голыми руками они пытались разобрать бетонные обломки. Но даже беглого взгляда было достаточно, чтобы понять тщетность этих усилий. Без спецтехники разгрести это нагромождение останков здания было невозможно. Найти живых под обломками было так же маловероятно. Кроме всего прочего, над развалинами нависала часть стены, готовая в любую минуту обвалиться.

Несмотря на контузию, Верещагин верно оценил опасность. Заметив группу солдат, копошившихся в непосредственной близи от опасного участка, он подозвал сержанта:

– Мамонтов!

Оглушенный при взрыве сибиряк, потрясенный к тому же смертью друга, не сразу услышал зов капитана. Вместе с другими солдатами он пытался приподнять обломок балки, перекрывавшей ход к межплиточному пространству, образовавшемуся после взрыва. Сержант молча, не матерясь, с остервенением тянул балку на себя.

– Сержант… – разлепляя спекшиеся от жары губы, крикнул Верещагин.

Тот, оставив бесполезное занятие, обернулся. Глаза десантника, покрасневшие от гари и слез, были похожи на две кровоточащие выемки, в которых отражалось пламя пожара.

Стараясь не смотреть в них, Верещагин приказал:

– Отведи ребят. Здесь слишком опасно. Стена может обвалиться.

Набычившись, сибиряк упрямо прохрипел:

– Нам выбирать не приходится. Разве не так, капитан?

Верещагин, стиснув зубы, молча кивнул припорошенной пылью и от этого казавшейся совершенно седой головой. Переступая через обломки, он направился к своим ребятам, чтобы помочь поднять злополучную балку. Неожиданно его взгляд зацепился за блестящий предмет, точнее фрагмент какой-то вещицы. Он нагнулся, чтобы подобрать его и тут же отдернул ладонь.

На сером крошеве бетона лежала половинка серебряного женского браслета, еще недавно украшавшего запястье руководительницы международной миссии госпожи Майпур.

Останки Кацубы, запаянные в цинковый гроб, отправили транспортным самолетом с аэродрома «Северный». Комполка выделил офицера, обязанного доставить «груз 200» родителям солдата, хотя эту нелегкую миссию должен был выполнить капитан Верещагин. Ему уже приходилось встречаться с убитыми горем родителями. И каждый раз, исполнив роль черного вестника, капитан долго не мог прийти в себя. Как нормальный русский человек, он лечил душу водкой, а потом долго клял себя за слабость. Это только в кино мужественные супермены, стиснув зубы, достойно переносят потерю, чтобы затем с утроенной энергией мочить врагов. В жизни такие моменты помогает перенести лошадиная доля алкоголя, которая притупляет безнадегу и боль потери. Главное в этом деле – вовремя остановиться, взять себя в руки, не дать хмельной волне унести тебя слишком далеко.