В зале был мраморный пол, колонны из порфира, поддерживавшие богато декорированные мозаикой своды потолка, блестевшие золотом.

Любуясь внутренним убранством помещения, Паломбара приближался к императору. Легата поразила энергия, которую тот излучал. Михаил был смуглым, с густыми волосами и длинной бородой. Как и следовало ожидать, его шелковый наряд был щедро украшен вышивкой и драгоценными камнями. На нем были не только традиционная туника и далматика, но и нечто, напоминавшее нагрудник священника. Он был покрыт драгоценными камнями и обрамлен жемчугом и золотой нитью. Император носил его настолько непринужденно, что казалось, этот предмет одежды не представляет для него особой ценности. Паломбара вздрогнул, вспомнив, что Михаила приравняли к апостолам. Он был талантливым военачальником, провел своих людей через битвы и изгнание и возвратил в родной город. Михаил сам отвоевал свою империю, и было бы глупо его недооценивать.

Император поприветствовал Паломбару и Виченце, соблюдая положенный церемониал, и предложил им присесть. Порядок подписания унии уже обсудили. Казалось, говорить было уже не о чем. А даже если бы и возникли какие-то вопросы, их могли бы решить сановники рангом пониже.

– Священнослужители православной церкви осознают, что им предстоит сделать нелегкий выбор, – спокойно произнес Михаил, скользя взглядом от одного легата к другому. – Однако цена слишком высока и не все готовы ее заплатить.

– Мы готовы оказать любую необходимую помощь, ваше величество, – услужливо сказал Виченце, чтобы заполнить образовавшуюся паузу.

– Знаю. – На губах Михаила играла легкая улыбка. – А вы, епископ Паломбара? – вкрадчиво спросил он. – Готовы ли вы оказать содействие? Или епископ Виченце уполномочен говорить за двоих?

Паломбара почувствовал, как кровь прилила к его лицу. Нельзя было позволять Михаилу перехватывать инициативу.

В черных глазах императора заплясали веселые искорки. Он кивнул:

– Хорошо. Итак, мы хотим достичь одного и того же результата, но по разным причинам и, возможно, разными способами. Я стремлюсь обеспечить безопасность своего народа и сохранить свой город, а вы – реализовать свои амбиции. Вы не хотите возвращаться в Рим с пустыми руками. В случае неудачи вам не достанется кардинальская шапка.

Паломбара вздрогнул. Михаил был прежде всего реалистом – таким сделали его испытания. Император выбрал союз с Римом, потому что решил воспользоваться единственным шансом на выживание, а не потому, что хотел объединить Церковь. Он дал понять легатам: если они будут высказывать собственные взгляды, то им не избежать религиозного диспута. Михаил был православным до мозга костей, но ему пришлось пойти на компромисс.

– Я понимаю ваше беспокойство, ваше величество. Нам предстоит принять непростые решения, однако мы все сделаем правильно.

Виченце слегка, почти незаметно, поклонился.

– Мы не можем ошибиться, ваше величество, поскольку понимаем: поспешность в этом деле нежелательна.

Михаил посмотрел на него с сомнением, но согласился:

– Очень нежелательна.

Виченце резко вздохнул.

Паломбара замер, с ужасом думая, что сейчас его напарник скажет какую-нибудь бестактность, но в то же самое время в глубине души надеясь, что он совершит промах.

Михаил ждал.

– Как бы там ни было, трудно найти причины, по которым подписание не могло бы состояться, – спокойно сказал Паломбара.

Для него было важно, чтобы император воспринимал его отдельно от Виченце.

– Конечно, – кивнул Михаил и взглядом подозвал кого-то, стоявшего позади легатов.

Этот человек был статным и высоким, у него была грациозная походка и крупное безбородое лицо. Заговорив с разрешения императора, он поразил присутствующих своим нежным, но все же не совсем женским голосом.

Михаил представил его как епископа Константина.

Присутствующие поприветствовали друг друга, соблюдая положенные формальности и испытывая некоторую неловкость.

Константин повернулся к Михаилу.

– Ваше величество, – решительно произнес он, – вам следует обратиться за поддержкой к патриарху Кириллу Хониату. Его одобрение помогло бы вам убедить народ вступить в союз с Римом. Возможно, никто не обратил внимания на то, какие глубокие чувства будут затронуты? – осведомился Константин, но эмоции, прозвучавшие в его голосе, превратили вопрос в предостережение.

Паломбару смущало присутствие этого человека: легат сомневался, что перед ним мужчина. Кроме того, казалось, что этот странный человек пытается скрыть обуревающие его чувства. Об этом можно было судить по тому, как нелепо он жестикулировал своими бледными тяжелыми руками и время от времени терял контроль над своим голосом.

Лицо Михаила потемнело.

– Кирилл Хониат отошел от дел.

Однако Константин продолжал настаивать:

– Вероятно, среди представителей нашей Церкви именно монахов будет труднее всего уговорить отойти от традиционного уклада и подчиниться Риму, ваше величество. Кирилл мог бы нам в этом помочь.

Михаил пристально посмотрел на епископа. Уверенность на лице императора сменилась сомнением.

– Ты удивляешь меня, Константин, – наконец сказал он. – Сначала ты был против этого союза, а сейчас советуешь мне, как лучше всего проложить к нему путь. Похоже, твои убеждения так же изменчивы, как море под порывами ветра.

Неожиданно Паломбару осенило, словно кто-то снял повязку с его глаз. Как же он сразу не понял? Ему стало неловко от своей догадки. Епископ Константин был евнухом при византийском дворе. Легат отвернулся, чувствуя, как горят его щеки, и растерянно осознавая собственную полноценность. В епископе сочетались страсть и сила, присущие мужчинам, с переменчивостью, слабостью, отсутствием решительности и мужества, что было свойственно нежной женской натуре. Паломбаре показалось, что Михаил прочитал его мысли.

– Море состоит из воды, ваше величество, – мягко сказал Константин, не сводя глаз с императора. – Христос прошел по глади Генисаретского озера, а нам следует относиться к Его деяниям с уважением и вниманием. В противном случае, утратив веру, как в свое время Петр, мы можем пойти ко дну, и Господь не протянет нам Свою божественную длань, чтобы нас спасти.

В огромном зале наступила тревожная тишина.

Михаил медленно вдохнул, потом выдохнул. Он долго вглядывался в лицо епископа, однако Константин не дрогнул.

Виченце набрал воздуха в грудь, собираясь что-то сказать, но Паломбара больно толкнул его локтем в бок, и тот ахнул.

– Я не уверен, что Кирилл Хониат осознает необходимость этого союза, – после затянувшейся паузы произнес Михаил. – Он идеалист, а я – сторонник практических решений.

– Практицизм – это искусство, которое всегда приносит пользу, ваше величество, – ответил Константин. – Я знаю, что вы – истинный сын нашей Церкви и уверены в том, что вера в Бога обязательно дает результаты.