Сердце билось так громко, что ему казалось, будто даже человек, стоявший перед ним на коленях, слышит этот стук. У Константина закружилась голова. Он попытался снова заговорить, но не услышал ничего, кроме шума в ушах, и спустя мгновение впал в забытье, которое принял за смерть.

Очнулся Константин в собственном доме. Голова раскалывалась, тошнота и боль скручивали внутренности. Слуга Мануэль стоял у его постели.

– Позвольте послать за лекарем! – воскликнул он. – Мы молились за вас, но этого недостаточно.

– Нет, – тут же сказал Константин, но его голос был слаб.

Живот снова скрутило от боли, и он испугался, что его сейчас стошнит.

Константин попытался встать, чтобы опорожниться, но боль заставила его сложиться пополам. Он позвал Мануэля и попросил помочь ему. Двадцать минут спустя, обливаясь пóтом от слабости, Константин понял, что не в состоянии стоять без посторонней помощи. Он рухнул на постель и позволил Мануэлю укрыть его. Внезапно епископа бросило в холод, но, по крайней мере, теперь он мог неподвижно лежать.

Мануэль снова попросил разрешения послать за лекарем, и снова Константин отказался. Сон исцелит его.

Епископ лежал неподвижно. Боль в животе стихла, но страх сковал его сердце, словно железный хомут. Константин боялся оставаться в темноте: когда свечу уносили, его кожа покрывалась пóтом, а конечности становились холодными как лед.

– Мануэль! – закричал Константин пронзительно, почти истерически.

Появился слуга со свечой в руке. Его лицо было испуганным.

– Позови Анастасия, – уступил наконец Константин. – Скажи, что дело срочное. – Боль снова пронзила его живот. – Но сначала помоги мне.

Ему срочно нужно было еще раз опорожниться, а он не мог сделать это без посторонней помощи. И еще Константин чувствовал, что его сейчас стошнит. Анастасий тоже был евнухом, и увечье пациента не вызовет у него ни жалости, ни отвращения. Когда-то Константина пользовал мужчина-лекарь, и епископ увидел в его глазах любопытство и брезгливость. Такого больше не повторится. Никогда. Константин скорее готов был умереть.

Анастасий его поймет: он тоже растерян, не уверен в себе и скрывает в глубине души какое-то слишком тяжелое бремя. Константин видел это по его лицу, когда лекарь думал, будто за ним никто не наблюдает. Когда-нибудь он узнает, что это за тайное бремя.

Да, пусть позовут Анастасия. И как можно быстрее.

По поведению слуги и по истеричным интонациям в его голосе Анна поняла, что он встревожен. Кроме того, она знала, что Константин, гордый и скрытный человек, не послал бы за ней, если бы речь не шла о жизни и смерти.

– Каковы симптомы? – спросила она. – Где болит?

– Не знаю. Пожалуйста, пойдемте.

– Я должна решить, что с собой взять, – объяснила Анна. – Будет гораздо лучше, если мне не придется возвращаться.

– А! – Теперь слуга понял. – Его беспокоит боль в животе. Хозяин не ест и не пьет, часто опорожняется, но боль не проходит.

Он нетерпеливо переминался с ноги на ногу.

Анна как можно быстрей собрала свою сумку, положив туда травы, которые, скорее всего, могли ей понадобиться. Она также взяла некоторые восточные травы, купленные у Шахара и аль-Кадира, но решила не называть этих имен при Константине.

Сообщив Симонис, куда направляется, Анна последовала за Мануэлем. Они вышли на улицу и быстро зашагали вниз по склону холма.

Оказавшись на месте, Анна поспешила прямо в спальню, где лежал Константин. Его промокшая от пота ночная рубаха задралась. Кожа была серовато-бледной.

– Мне жаль, что вам так плохо, – тихо сказала Анна. – Когда это началось?

Она была поражена, увидев в его запавших глазах откровенный, неконтролируемый страх.

– Вчера вечером, – ответил Константин. – Я слушал исповедь, и вдруг у меня в глазах потемнело.

Анна коснулась его лба рукой. Он был холодным и липким. Она почувствовала резкий, застарелый запах пота и кислый – рвоты. Потом нащупала пульс. Удары были сильными и частыми.

– Сейчас вы чувствуете боль? – спросила она.

– Нет.

Анна решила, что он говорит неправду.

– Когда вы последний раз ели?

Константин выглядел озадаченным.

– Раз вы не помните, значит, это было слишком давно.

Анна уставилась на его руку, лежащую на груди. Нельзя показывать ему, что она заметила его страх. Он ей этого не простит. Нужно осмотреть его внимательнее – по крайней мере живот, чтобы проверить, нет ли вздутия и непроходимости кишечника. Епископ может не простить ей и этого, ведь операция по кастрации оставила на его теле шрамы. Анна слышала, что иногда они бывают просто ужасными. У некоторых евнухов удалены все половые органы, и для мочеиспускания им приходится вставлять трубку.

Анна заколебалась, понимая, что рискует. Это нарушение чужих прав, которому нет прощения. Но долг лекаря требовал использовать все средства, которые могут принести пользу. У нее не было выбора.

Анна осторожно оттянула кожу на руке Константина. Она была дряблой.

– Принеси мне воды, – велела Анна слуге, топтавшемуся у двери. – И выдави сок из гранатов. Желательно незрелых. Принеси его в кувшине. Для начала будет достаточно одного кувшина.

Она дала слуге мед и аралию и объяснила, в каких пропорциях их нужно смешать. Тело Константина было обезвожено.

– Вас стошнило? – спросила Анна больного.

– Да, всего один раз, – поморщился он.

По состоянию его кожи, по впалым глазам она поняла, что не ошиблась: он потерял слишком много жидкости.

– Может, и не нарочно, но вы морили себя голодом и пили слишком мало воды.

– Я помогал беднякам, – ответил Константин слабым голосом.

Он избегал смотреть на лекаря, но не потому, что обманывал. Скорее всего, ему было неприятно, что кто-то видит его в столь жалком состоянии.

– Что со мной не так? – спросил он. – Это наказание за грехи?

Анна была потрясена: он откровенно продемонстрировал свои глубинные страхи. Но разве она могла ответить ему откровенностью, не предав при этом веру и свою профессию?

– Не только вина причиняет боль, – мягко сказала Анна, – но и гнев и иногда скорбь. Вы отдаете слишком много сил служению другим и пренебрегаете собственными нуждами. Да, наверно, это – грех. Господь дал вам тело, чтобы вы могли Ему служить, а вы так скверно о нем заботитесь. Это проявление неблагодарности. Может, вам следует в этом покаяться?

Константин уставился на нее, пытаясь осознать сказанное, прокручивал ее слова в уме, взвешивал. Постепенно страх отпускал его, словно Анна сказала вовсе не то, чего он больше всего боялся. Рука, сжимавшая простыню, немного расслабилась.