– Ваше право, – сказал Шеферд. – Не так ли, Беррингер?

– Конечно, его право, – сказал Беррингер.

– Да, это мое право, – сказал Пол и положил трубку.

В соседней комнате Бад Колхаун все еще пытался ублажить Катарину. Голос у него стал подлизывающимся и проникновенным. До Пола донеслись отдельные фразы из разговора.

– Если на то пошло, – говорил Бад, – не так уж сложно даже его заменить приспособлением.

И Пол прекрасно понял, куда направлен указательный палец Бада.

IX

По-видимому, Финнерти нашел для себя много интересного на Заводах Илиум. Он долго не показывался в кабинете Пола. А когда все-таки появился, Катарина вскрикнула от неожиданности. Он прошел через две запертые двери, открыв их ключами, которые, вероятно, так и не сдал много лет назад, уезжая с завода в Вашингтон.

Дверь кабинета Пола была приоткрыта, и он услышал их разговор.

– Не тянитесь за пушкой, леди, моя фамилия Финнерти.

У Катарины и в самом деле валялся где-то в письменном столе пистолет, правда, патронов к нему не было. То, что секретари должны быть вооружены, предписывалось инструкцией, сохранившейся от прежних времен; это было одно из тех правил, которые Кронер считал уместным закреплять в приказах.

– Вы не имеете права на эти ключи, – холодно сказала Катарина.

– Вы что, плакали? – сказал Финнерти.

– Я узнаю, может ли доктор Протеус принять вас.

– О чем же здесь плакать? Поглядите – красные лампочки не горят, зуммера не гудят – значит, все в мире обстоит благополучно.

– Катарина, пропустите его ко мне! – крикнул Пол.

Финнерти вошел и присел на краешек стола.

– Что случилось с мисс Политикой в той комнате?

– Разбитая помолвка. Ты что собираешься делать?

– Я думаю, что нам следовало бы пропустить по паре рюмок, если только ты склонен выслушивать мои излияния.

– Хорошо. Тогда я позвоню Аните и скажу ей, что мы запоздаем к ужину.

Катарина вызвала Аниту к телефону, и Пол сказал жене, что они собираются делать.

– Ты уже подумал, что скажешь Кронеру, если он скажет тебе, что место в Питсбурге все еще свободно?

– Нет, у меня был сумасшедший день.

– Так вот, я все время думала об этом…

– Анита, мне нужно идти.

– Хорошо. Я люблю тебя.

– Я люблю тебя, Анита. До свидания. – Он посмотрел на Финнерти. – Все в порядке. Пошли.

Он чувствовал себя заговорщиком, и это немного подымало настроение. Общение с Финнерти обычно оказывало на него такое действие. На Финнерти всегда был налет таинственности, налет причастности к мирам, о существовании которых никто и не подозревает, – человек загадочных исчезновений и столь же загадочных друзей. На самом деле Финнерти допускал Пола к очень немногому из того, что могло считаться необычным, он только давал ему видимость участия в своих загадочных делах, если таковые и были на самом деле. Но и видимости этой было вполне достаточно. Это заполняло пробел в жизни Пола, и он с удовольствием отправлялся выпить с этим странным человеком.

– Я смогу где-нибудь найти вас? – спросила Катарина.

– Нет, боюсь, что нет, – сказал Пол. Он собирался отправиться в Кантри-Клуб, где его очень легко было найти. Но чисто импульсивно он поддерживал аромат таинственности.

Финнерти приехал сюда в лимузине Пола. Лимузин они оставили у завода и уселись в старую машину Пола.

– Через мост, – сказал Финнерти.

– Я полагал, что мы едем в клуб.

– Ведь сегодня четверг, если я не ошибаюсь. Гражданские власти все еще собираются на свои торжественные обеды по четвергам?

«Гражданскими властями» называли профессиональных администраторов, которые управляли городом. Они жили на том же берегу реки, что управляющие и инженеры Заводов Илиум, но контакт между этими двумя группами был чисто внешним, и по традиции они относились друг к другу с подозрением. Раскол этот, как и многие иные вещи, начался еще во время войны, когда экономика в погоне за эффективностью стала монолитной. Тогда-то и встал вопрос, кому следует возглавить ее – бюрократическому аппарату, деловым людям и промышленникам или военным? Бизнес и бюрократия объединились на время, достаточное для того, чтобы оттеснить военных, а затем так и продолжали работать рядом, относясь друг к другу с подозрением и понося друг друга, но, подобно Кронеру и Бэйеру, будучи не в силах тянуть весь воз без взаимной поддержки.

– В Илиуме не бывает особых изменений, – сказал Пол. – Гражданские власти, конечно, там будут. Но если мы пораньше приедем туда, то сможем занять кабинку в баре.

– Я бы с большим удовольствием занял койку в лепрозории.

– Ладно, тогда отправимся через мост. Только давай я надену что-нибудь более подходящее. – Пол остановил машину перед самым въездом на мост и сменил свой пиджак на куртку, взятую из багажника.

– А я все гадал, переодеваешься ты или нет. Это, кажется, та самая куртка, правда?

– Привычка.

– А что бы сказал по этому поводу психиатр?

– Он бы сказал, что это бунт против отца, который никогда нигде не появлялся без цилиндра и двубортного сюртука.

– Полагаешь, он был прохвостом?

– Откуда мне знать, каким был мой отец? Издатель «Кто есть кто» знает об этом тоже не больше моего. Отец ведь почти никогда не бывал дома.

Теперь они уже ехали по Усадьбе. Вспомнив что-то, Пол вдруг щелкнул пальцами и свернул на боковую улицу.

– Мне на минутку нужно остановиться возле управления полиции. Подождешь?

– А в чем дело?

– Чуть не забыл. Кто-то спер мой пистолет из отделения для перчаток, но, может, он и выпал,