— Ваши инсинуации оскорбительны, Я просто разговаривала с ним.

— Неужели? Мне показалось, что он воспринял все совсем иначе, и вы прекрасно понимаете, что я имею в виду.

— Почему я не могу отказать себе в удовольствии, если молодой человек проявляет ко мне внимание? Вы думаете, он заставлял себя ухаживать за мной, преследуя личные интересы ? Вроде вас.

— Любая заинтересованность в женщине со стороны мужчины подразумевает личный интерес. И я вовсе не думаю, что Хокинз заставлял себя. Когда я впервые увидел вас, то сразу же подумал, что заниматься с вами любовью было бы очень приятно. Я даже осмелюсь предположить, что Хокинз тоже пришел к такому заключению. А вы подбадривали его.

Он впервые столь откровенно выразил свои мысли. Сначала он всегда говорил с ней с милым безразличием, принятым в разговорах между мужчиной и женщиной. Но теперь его тон изменился.

— Где он? — спросила она, чувствуя необходимость в присутствии другого мужчины, чтобы защититься от Берчарда.

— Он выразил желание уехать.

— Что? — Ее глаза округлились. — Что вы сказали ему?

— Ничего, что бы ускорило его отъезд, скорее наоборот.

— Что вы сказали?

— Я напомнил ему, что вы просили его остаться. О да, я вспомнил, еще я сказал, что призываю его поддержать честь Англии.

— Честь Англии?

— Учитывая интернациональную направленность ваших действий в Париже, не хотелось бы, чтобы наши соотечественники разочаровали вас. — Он подошел к ней вплотную. Она чуть не отпрыгнула от него. — Что вы находите в этих сосунках, едва сошедших со школьной скамьи, герцогиня? Они кажутся вам безопасными? Управляемыми? Вы можете оказывать благотворительность, скупо раздавая то, что хотите, а они все настолько неопытны, что не могут понять, что вы утаиваете?

Комната поплыла. София пятилась назад. Наткнулась на стул и чуть не упала. Эйдриан подошел, чтобы помочь ей, но она сама справилась и отошла от него.

Он улыбнулся обезоруживающей улыбкой. Собрав остатки достоинства, София ждала, не в силах помешать его неизбежному приближению.

— Мои привязанности — мое личное дело, — отрезала она. — Или вы решили управлять и моей личной жизнью тоже?

— Именно ею я и собираюсь заняться.

Да, пожалуй, резковато, подумал Эйдриан. Надо же так разозлиться из-за какого-то мальчишки!

Ноги приросли к полу, и она не могла сдвинуться с места. Он подвинулся, и только дюйм разделял их, она уже чувствовала запах мыла, которым он пользовался. Упрямство запретило ей отступить.

— Сейчас вы и в самом деле бесцеремонны.

— Несмотря на мое предупреждение, вы снова провоцируете меня. Хотя мое поведение до сих пор не имело ничего общего с бесцеремонностью.

— И у вас хватает наглости заявлять такое? С того момента как вы перешагнули порог моего дома в Париже, ваше не виданное, тираническое вмешательство обрушилось на меня подобно лавине.

— Я вынужден сглаживать некоторые щекотливые моменты, которые, согласитесь, имели место.

— А вам не приходило в голову, что для меня имеет значение, где я живу? Вы не подумали обо мне, прежде чем взвалить меня на спину и выбросить из моего собственного дома, как какой-то ненужный хлам? И вы посмеете утверждать, что вели себя не бесцеремонно? Вспомните, мистер Берчард.

— Я думаю, что на самом деле мы говорим о другом. Называйте мой поступок как хотите, но правильнее было бы прямо сейчас поцеловать вас.

София сощурила глаза.

— Вы не смеете! — проговорила она четко и ясно, делая ударение на каждом слоге.

— После такого вызова я думаю, что просто обязан.

Герцогиня могла сбежать. Он достаточно долго ждал, и если бы она хотела, то могла бы остановить его. Но она решила, что единственный путь закончить его бесчестную игру — позволить ему поцеловать ее снова и не выказать никакой реакции.

Что ж, по крайней мере так она решила.

Сила и нежность обволокли ее. Его пальцы перебирали ее волосы, осторожно придерживая голову. Удивительная твердость его губ и властность объятий заставили ее уступить.

Нет, нынешний поцелуй совсем не походил на тот, что в саду, и даже на тот, что в парке. Властно, неторопливо он длил удовольствие, словно вытягивал страсть отовсюду, где она притаилась в ней. С ненасытностью, завораживающей ее, пустота одиночества открылась навстречу интимности. Ее душа стонала от облегчения, подобного тому, которое испытывает одинокий путник в пустыне, когда наконец удовлетворена жажда. И все предостережения насчет его мотиваций, о которых она не раз говорила себе, вдруг потускнели, заслоненные ни с чем не сравнимым удовольствием.

София постепенно теряла контроль. Не одобряла, но и не отказывала и, потихоньку сдаваясь, отвечала. Когда поцелуй стал интенсивнее и он потребовал больше, все ее существо уступило. Теперь она не сможет лгать о его сегодняшнем поцелуе в будущем.

Если бы так могло продолжаться и дальше, она хотела бы, чтобы поцелуй длился вечно. Удержать невинное счастье, когда твое дыхание сливается с дыханием другого, когда ты словно растворяешься в нем, испытывая блаженство, благодаря которому отступают на задний план все тяжелые воспоминания и проблемы реальности. Волшебный способ быть желанной и утолить страшный голод одиночества просто ошеломил ее.

Эйдриан прервал поцелуй, но не отпускал ее, привлекая ближе и ближе. Его ладонь лежала на ее щеке, большой палец ласкал ее губы. Он посмотрел на нее с необыкновенной нежностью. Если бы он поцеловал ее снова, у нее больше недостало бы сил противостоять ему.

— Верхом нахальства с моей стороны было бы проводить вас до вашей комнаты и не оставить у двери, как я намеревался.

— Что ж, хорошо, что вы не окончательно бесцеремонный человек.

Его губы нежно коснулись ее рта.

— Я рассчитывал на другой ответ.

— Но он единственный, который я могу дать.

— Жаль. Я надеялся узнать, что скрывается под вашей одеждой.

— А разве вы не знаете? Самое обычное тело.

— О, я имею в виду другое. То, что скрывают нижние юбки, я уже однажды видел. Если вы решили не допустить моей великой победы, — продолжал он, — то нам лучше отправиться спать, завтра предстоит трудный день.

Для мужчины, которому только что отказали, он вел себя превосходно. Даже лучше, чем она хотела.

Эйдриан подал ей руку в своей излюбленной властной манере. София заставила себя унять дрожь и позволила ему проводить себя до отведенной ей комнаты. Они поднимались по лестнице уснувшей, тихой гостиницы.

Остановившись перед дверью ее комнаты, он не проявлял желания войти, и София вздохнула с облегчением. По крайней мере, говорила она себе, эмоции отошли на задний план. Если честно сказать, она чувствовала разочарование.