которой он мог слушать бесконечно. Даже попросил меня нарисовать план, чтобы лучше понять мой рассказ.

— Знаете, синьорина, это напоминает мне кухню в том доме, где я в детстве жил летом. В Провансе. Именно там я и пристрастился к готовке. Скажите, синьорина, почему вы променяли такую cucina на чуланчик, называемый кухней здесь, в Палермо?

— О, это долгая история, синьор.

— А я никуда не спешу, синьорина. Моя учительница сказала, что в ближайшие два дня я буду каждые несколько секунд перемешивать это гнусное месиво. Она сущий деспот. Поэтому умоляю, синьорина, начните свой рассказ. Мое время в вашем распоряжении. Мне спешить некуда.

И я начала, сперва неуверенно, рассказывать свою историю. Англичанин слушал с восторженным вниманием. Время от времени я напоминала ему помешать ’strattu, потому что он был так поглощен моим повествованием, что позабыл обо всем на свете. Я убеждена, что несколько раз видела слезы в его голубых глазах, и он хватал меня за руку, выражая тем самым сочувствие и понимание.

Впервые в жизни я говорила о своем прошлом и чувствовала, что поступаю правильно, рассказывая о нем этому человеку в этот день, этим летом, под этим палящим солнцем.

Окончив рассказ, я ощутила легкость и свободу. Я изложила все как есть, и моя жизнь теперь лежала между нами, подобно дощечкам мостика. Было так приятно доверять ему, быть искренней и впустить его в свой мир.

— Какая невероятная история, синьорина, — сказал Англичанин после минутного молчания, во время которого он снова помешивал ’strattu.

— Знаете, когда я впервые увидел вас, я понял, что вы храните какой-то секрет. Ваши глаза таили грусть, даже когда вы улыбались. Но мои догадки — лишь бледное подобие правды. Я так надеялся, что вы разделите со мной свою тайну. Вы удивительная женщина. Роза Фьоре. Я всю жизнь искал такую. Мы с вами два сапога пара. Родственные души.

— Откуда вы это знаете, — спросила я, — ведь мы так мало знакомы?

— Ох, синьорина, скольким вещам вам еще предстоит научиться! Взаимоотношения между мужчиной и женщиной не зависят от продолжительности знакомства, от того, что они знают друг о друге, от места их рождения, рода занятий или от того, любят ли они кошек. — Он размахивал деревянной ложкой, словно хотел зачерпнуть из воздуха верные слова. — Все это ничего не значит Пустой звук. Женщину и мужчину сводят вместе только движения сердца. В тот день, когда я впервые увидел вас в библиотеке, мое сердце говорило с вашим. Не притворяйтесь, будто вы этого не слышали.

И не бойтесь. Живите этим. Наслаждайтесь.

— Да, вы правы. Но это такое странное чувство. Все произошло так быстро. И так невероятно.

— Замечательно, правда? — спросил он, целуя меня.

Пришлось согласиться: да, замечательно.

Когда стемнело, мы перенесли 'strattu на крыльцо, чтобы уберечь от росы и не испортить. Потом вместе приготовили великолепного tonno alla Siracusa, свежайшего, только что из моря.

Я научила Англичанина делать на рыбьей тушке тончайшие надрезы и заполнять ее смесью чеснока, гвоздики и кориандра. Мне нравилось смотреть, как его изящные руки ловко орудуют ножом. Все, что этот мужчина делал руками, завораживало меня.

Когда рыба была наполнена чесночной смесью, мы уложили ее на сковородку с луком. Добавили помидоры, белый виноградный уксус и орегано, когда блюдо уже запекалось, источая аромат чеснока, трав и вина. Этот опьяняющий коктейль вскружил головы голодным и нетерпеливым поварам.

— Вот увидите, синьорина, насколько вкусней становится пища после занятий любовью, — рассуждал Англичанин, лежа на кухонном полу и держа двумя пальцами сигарету, пока я проверяла сковородку и пыталась найти свое платье, которое куда-то запропастилось в пылу нашей схватки.

Конечно, он оказался прав. Это был лучший tonno alla Siracusa, какой я когда-либо пробовала. Даже теперь, закрывая глаза и думая о нем, я без труда вспоминаю вкус рыбы, съеденной нами в ту ночь, и вкус моей слюны.

Наконец, на исходе второго дня, когда ’strattu достигла нужной консистенции и стала густой, как горчица, я научила Англичанина раскладывать ее по кувшинам, заливать сверху маслом с солью и закрывать слоем муслина. Если сделать все правильно, соус может храниться всю зиму. Как я радовалась, глядя на кувшины, выстроившиеся на кухонной полке! Как будто я снова дома.

Когда мы попробовали pasta con acciughe e mollica, политые нашим соусом, Англичанин признал, что труды не пропали даром: он никогда не ел более изысканного соуса.

Глава 6

Все свободное время я проводила с Англичанином, обучая его кулинарии, а он в ответ давал мне уроки постельного искусства. При этом я не пренебрегала своими библиотечными обязанностями.

Однажды вечером, ближе к концу июля, который в Палермо всегда очень жаркий, я допоздна дежурила и осталась одна в библиотеке, если не считать сторожившего вход Крочифиссо. Он сидел в своей каморке и слушал по радио трансляцию футбольного матча.

Читателей в библиотеке не было. Студенты ушли на каникулы, а постоянные посетители давно разошлись по домам. Было очень тихо, я люблю такую тишину, и я решила спокойно заняться расстановкой книг. Мне нравилось иногда помогать младшим библиотекарям; в конце концов, я и сама с этого начинала.

Англичанин на несколько дней уехал из города по делам, хотя, по каким именно, я не знала. Когда я спросила его, он напустил тумана и сказал, что ответит после возвращения. Я не настаивала. Конечно, я буду скучать, но его отсутствие позволит мне переделать кое-какие домашние дела, которые я в послед нее время забросила. А я не любила что-либо забрасывать.

Я почувствовала себя счастливой, когда поставила тележку между стеллажами и стала расставлять книги по местам в соответствии с каталожными номерами, которые заранее им присвоила.

Опустошая тележку, я думала о том, как сильно изменилась моя жизнь с появлением Англичанина. Как чудесно мы проводили время в последние несколько недель, поистине волшебных. Вот бы так было всегда.

Протиснувшись между двумя высокими стеллажами с медицинской литературой, я вдруг почувствовала, что за мной наблюдают. Это было то же самое ощущение, что и дома, когда синьор Риволи глазел на меня с балкона. Холодок пробежал у меня по спине, а потом и по всему телу. Верхний свет в этой части библиотеки был тусклым. Я огляделась по сторонам, а потом осторожно двинулась между стеллажами, приглядываясь и прислушиваясь. Но никого не было. Глупости все это.

Я вернулась к тележке и продолжила работу. Взяла в руки замусоленный фолиант по репродуктивной системе человека и нашла между страницами листок бумаги. Вынула его