Вдруг его обрамленные темные ресницами глаза украдкой стрельнули в мою сторону. Он и вправду тайком наблюдал за мной и выглядел при этом ужасно виноватым.

— Я очень рад, что у тебя все в порядке, — наконец сказал он.

— Ты действительно считаешь, что у меня все в порядке? Я ведь, между прочим, гощу в доме, кишащем вампирами. Они могут напасть на меня в любой удобный момент.

— Недоедание представляет для тебя гораздо большую угрозу, чем мистические существа. Возможно, у тебя слишком богатое воображение.

Если бы я совсем недавно не перепутала собак с адским тварями, я наверняка нашла бы, что ответить.

— А как насчет извинений?

Лицо Освальда напряглось, и я подумала: неужели он решил обвинить во всей этой неразберихе меня?

— Черт побери, Освальд, ты даже не удосужился сообщить мне, что у тебя есть невеста. Она осматривала меня сегодня в больнице. Знаешь, какое это было унижение?

Освальд взял металлический контейнер с овсянкой и высыпал необходимое количество в воду.

— Я должен был рассказать тебе о Уинни. Она прекрасная женщина, просто замечательная и к тому же по-настоящему предана своему делу.

Ему даже не надо было добавлять: «А ты нет», — и так все было ясно.

— Если она такая прекрасная, замечательная и преданная, зачем тогда ты повез меня в гостиницу?

Некоторое время серые глаза Освальда пристально смотрели на меня, и от ощущения прежней связи с ним я почти не дышала. Он протянул руку, чтобы убрать прядь волос, упавшую на мое лицо, и мне стало горячо от прикосновения его пальцев.

— Милагро, — произнес он еще более низким голосом.

Нельзя сказать наверняка, как я повела бы себя дальше, потому что вдруг послышались свист и шипение, и мы отскочили друг от друга. Пусть даже это была всего лишь убежавшая каша, ее оказалось достаточно, чтобы полностью изменить обстановку.

— Я увидел, что ты говорила с Беккетт-Уизерспуном, и это заинтриговало меня, пробудило любопытство, — заговорил Освальд неожиданно жестким тоном. — Я подумал, что ты сможешь дать о нем какую-нибудь информацию.

— Освальд, твое так называемое любопытство чуть было не стоило мне жизни! Теперь я превратилась в чертову вампиршу, подобную тебе и твоей сумасшедшей семейке!

— Нелепость какая-то. Вампиров не существует. Ты не вампирша. Ты просто девушка, подхватившая инфекцию.

— Просто девушка, подхватившая инфекцию! — закричала я. — И это все? Я просто девушка, которую можно повалять, заразить невесть чем, и всем наплевать, что я могу заболеть или даже умереть, а ты возвращаешься к своей преданной и замечательной невесте, и все весело смеются.

— Нет, нет, я имел в виду совсем другое! — возразил он. — Я ведь не желал тебе зла.

— Освальд, ты не желал мне зла, но и добра ты мне тоже не желал, потому что ты даже не задумывался об этом. Для тебя я была просто вещью, мимолетным увлечением, о котором так легко забыть.

Возможно, мне хотелось услышать от него признание, что наша связь была очень необычной и до сих пор имеет власть над ним. Возможно, мне хотелось, чтобы он назвал меня красивой и неотразимой и сознался в том, что его одолело желание, что он испытывал ко мне большое и настоящее чувство и что его тяга ко мне еще сильнее, чем моя тяга к нему.

Но вместо этого он повторил:

— Я должен был сказать тебе, что у меня есть невеста. Поверь, я очень хочу, чтобы тебе было хорошо. Скажи, что я должен для этого сделать?

— Я обязательно что-нибудь придумаю, Освальд. Так что, когда я попрошу тебя об услуге, помни: за тобой должок. Крупный должок. — Громко топая, я попыталась спуститься с крыльца, но собака преградила мне путь. — Пойдем, Дейзи.

Я поплелась обратно в дом, чувствуя себя еще хуже, чем раньше. За оградой нас с Дейзи догнали другие собаки, которые присоединились к нашему маршу позора. Вернее, к моему маршу. Вполне вероятно, что интимные отношения доктора Уиннифред Хардинг и обожающего ее Освальда еще великолепней, чем то, что я испытала с ним в отеле. Возможно, выбор ухажеров на основе банального плотского желания как раз и ведет к отношениям с маленьким сроком годности.

Я никогда не считала себя совсем уж легкомысленной. Но, возможно, по-настоящему пустые люди не в состоянии осознать собственную неглубокость. Вероятно, мы замечаем только сияющую поверхность собственного «я», тогда как другим сразу бросается в глаза табличка, на которой крупными буквами выведено: «Глубина 1 метр. Нырять запрещается».

Одна из собак, черно-коричневой масти, гордо приволокла мой полиэтиленовый пакет.

— Хорошая собачка, — похвалила я.

Контейнер с деликатесами оказался нетронутым, поэтому я открыла крышку и принялась со всем тщанием пережевывать его содержимое. Ну, во всяком случае, с тем тщанием, какого можно ожидать от поверхностной особы.

Издали дом казался теплым и уютным. Я была расстроена, но после еды мне полегчало. Даже нормальные люди способны на безумства, когда у них снижен сахар в крови. Однажды Нэнси, сидя на строжайшей женевской спа-диете, купила бежевое вельветовое платье с крупными рубчиками только потому, что оно было уценено.

Ну что же, постараюсь найти положительные стороны в своем нынешнем положении и стану серьезной — и как писательница, и как человек. Полностью откажусь от связей, основанных исключительно на половом влечении, и как следствие — перестану нравиться мужчинам, которым нужны только хиханьки-хаханьки на сеновале.

На кухне пила чай Эдна. Я преградила путь собакам, но Дейзи все-таки удалось прорваться за порог. Я закрыла дверь.

— Юная леди, уже слишком поздно шататься туда-сюда. Идите спать.

Я остановилась в нерешительности.

— А можно мне взять Дейзи в свою комнату?

Эдна повернулась и бросила взгляд на собаку, которая виляла задом, как проститутка на собрании проповедников.

— Хм.

Уже по пути в комнату для прислуги я снова услышала голос Эдны:

— Заснешь с собаками, проснешься с блохами!

Мне показалось, что она говорит не о Дейзи.

Я погрузилась в глубокий самодовлеющий сон, каким спят мои братья по несчастью — новоиспеченные заключенные, умалишенные и клептоманы, всей душой верящие в то, что назавтра они проснутся другими.

Будильник разразился отвратительными «пип-пип-пип». Дейзи исчезла. Моху поклясться, что, прежде чем лечь в постель, я заперла дверь на замок. Меня беспокоило, что кто-то заходил ко мне, пока я спала, даже если этот кто-то просто хотел выпустить собаку.

Хорошо, что у меня есть отдельная ванная с чудесной восьмиугольной плиткой, которая наводит счастливые воспоминания о старых барах и спортивных клубах. После душа я оделась и принялась накладывать макияж с целью улучшить болезненный цвет лица. Если не считать того факта, что мой лифчик времен Второй мировой сморщился в полых местах из-за недостатка пышущей здоровьем плоти, я выглядела значительно лучше, чем накануне.