– Хочешь, я с тобой буду квартиры смотреть, чтобы тебе не было страшно? – предложил Денисов.

В общем, разрядили обстановку. Но Настенька Разова была так очаровательно непосредственна, что обстановка на самом-то деле и не накалялась. Её быстро накормили и напомнили об одном-единственном правиле Общества анонимных врачей, ни единым словом не обмолвившись повторно о правиле втором. И дальше наливали только минералку. Но она всё равно тысячу раз приносила всем свои извинения. Говорила, что вовсе не то имела в виду. Что Мальцева – не старая. И никаких сушёных собачьих какашек она в детстве не ела.

– Да уж, Мальцева никаких сушёных собачьих какашек в детстве не ела. Это она с возрастом научилась человечье свежее говно лаптем хлебать, – пробурчала себе под нос Марго. Денисов глянул на Маргошу глазами побитой собаки.

– Женись на Разовой! – прошипела ему старшая акушерка обсервации. – С Танькой тебе ничего не светит.

В общем, вечеринка вошла в своё нормальное русло. Как обычно, говорили о том о сём. Вспоминали истории из жизни и практики. Хотя у врачей это чаще всего неразрывно связано. Такая работа.

Было весело. И совершенно не напрягало. Настя даже поискала в себе то место, которым ей должно было бы стать стыдно за нелепый текст после пятидесяти граммов. Но не нашла. Может быть, есть смысл в сообществах любых анонимов? Алкоголиков ли, обжор ли, врачей… Но они-то тут не анонимны! Но всё равно. Почему-то стало безумно легко и просто. И приятно. И сразу прошла любовь к Ельскому. И влюблённость в Денисова. И окрепла и утвердилась решимость найти и снять квартиру. Настя ни с кем не разговаривала – и в то же время как будто общалась со всеми. В какой-то момент ей поставили на стол чашку чёрного крепкого кофе. И она поняла, что сидит уже между Ельским и Святогорским. И услышала, о чём они говорят. Хотя и не с начала подхватила, но прислушалась внимательно.

– …Так вот я тебе и говорю – той было не до глубоких поисков себя. Только бы выжить!

– Так я с тобой и не спорю. Я о том же. Вся эта, прости господи, мода на «особенных» детей – точнее не мода, а то, что возникает вокруг этих несчастных творений из-за стебанутых мамочек, – это ужасно. Если долго восторгаться бородатой женщиной, то рано или поздно любая женщина захочет быть бородатой.

– Опоздал ты, Аркадий Петрович! Уже.

– Да ну тебя. Я же серьёзно.

– Куда серьёзней.

– Я знаю про бородатую женщину! Моя мама смотрит телевизор, ну и в Фейсбуке у меня вся лента про эту бородатую женщину, – включилась в беседу Настя. – Только она, кажется, мужчина.

– Где? – переспросил Святогорский.

– А вы о чём? – окончательно пришла в себя совершенно протрезвевшая Разова.

– Да я вот рассказывал нашему коллеге, что была у меня в юности знакомая. Родила дауна. Муж бросил. Надо было выживать. Так она эмигрировала. Полжизни на это положила. Чтобы в случае чего – инфаркт у неё или кирпич ей же на голову внезапный – за ним в приличном приюте уход осуществляли. Даун был тяжёлый. Необучаемый. Она его любила до безумия. Но иллюзий не строила. Идеологий вокруг не возводила. Пропагандой необходимости рождения «солнечных» детей не занималась. А однажды мне, под щедрую рюмку, призналась: «Я, Аркаша, если бы знала – непременно сделала бы аборт. Не потому, что я его не люблю. Я без него себя уже не мыслю. А потому, что ему – мука».

– А что у сегодняшнего мальчика было? И почему вы пришли, Владимир Сергеевич? И зачем ей аборт, если у неё ребёнок больной? Она что, здорового не хочет? А что с больным? Какой диагноз?!

– Тихо-тихо! По порядку. Долго же у тебя синоптические связи прогреваются, Настёна! – хмыкнул Ельский. – В простонародье это носит название «Дошло!». Потому что я нечаянно взял трубку телефона на посту. А ты у нас вроде не паникёрша. Да и Ларису эту у нас уже вся женская консультация знает. Просто тебе ещё не попадалась. И я с её мужем уже очень хорошо знаком. Алексея иногда осматриваю. Десять лет назад…

Десять лет назад хорошенькая тощенькая голенастая девочка Лариса приехала в Москву из далёкой провинции. Покорять. Оказалось, что предложение хорошеньких тощеньких голенастых покорительниц Москвы значительно превышает спрос на этих самых покорительниц. Потыкавшись туда-сюда, помыкавшись вскладчину с такими же, как она, по съёмным квартирам, Лариса поняла, что ни кино-, ни телезвездой стать не светит. И модели тут никому не упали. Устроилась она продавщицей в крупный сетевой спортивный магазин. И, не отходя от кассы, внезапно очаровала милого дяденьку. Не олигарх. Но и не голодранец. Не женат, что уже слава богу. Стали вместе жить – у него приличная трёхкомнатная квартира в близком зелёном пригороде. Вскоре и поженились. Она в какой-то институтишко заштатный, из профессионально-технического училища переделанный, поступила. Чтобы у бизнесмена, значит, жена образованная была. Перед пацанами не стыдно. Девчонка и правда симпатичная. Пусть ещё и с дипломом будет. Вскоре она забеременела. Все были довольны. Не на седьмом небе от счастья – достаточно молодые оба ещё. Но ровно и красиво по-семейному довольны. И тут в десять недель у неё кровотечение. Госпитализируют её сюда, к нам. В обсервацию. В таком сроке положено в гинекологию госпитализировать, но гинекология была закрыта на ремонт, а бабу с кровотечением обязаны госпитализировать, отказывать нельзя. Вот и положили её в родильный дом. Она ещё даже на учёт не становилась. Необследованная. На УЗИ – лакуны с кровью. Отслаивается плодное яйцо. Нарушение трофики в таковом возрасте эмбриона – не есть гуд. Иногда это бывает. Чаще всего самопроизвольное прерывание беременности в раннем сроке – это эволюционный механизм. Матушка-природа опомнилась, что забыла выкинуть мусор. Генетический. Если бы женщины знали, сколько их уже состоявшихся зачатий резорбируется!.. А уж если бы об этом знали пролайферы! Но тут же узкий круг, Общество анонимных врачей. Что здесь происходит и произносится – здесь же и остаётся…

Мальцева предложила прервать. Точнее – довершить начатое. Достаточно мягко объяснила, что да как. Ну не слился эмбрион в первые несколько дней незаметно для вас. Но если в десять недель такая ерунда – лучше почистить. Девчушка – в крик. У них с мужем на почве её гормональной перестройки какие-то тёрки начались. А может, и раньше начались. Кто их знает? Это в рассказах все красиво и ровно по-семейному счастливы. А как там на самом деле? Или она обчиталась какой сладкой псевдодуховной ерунды? Стала настаивать на сохранении беременности. Убежала из родильного дома. Мальцева с мужем её созванивалась. Объясняла ситуацию. В том смысле, чтобы если что – дома не отсиживались. Пришли бы. Остатки плодного яйца в матке – более чем серьёзно. Все были уверены, что скинет.

Но она долежала всю беременность в постельке. Родила в тридцать три недели. Мальцевой с началом схваток Ларисин муж позвонил. Больше знакомых акушеров-гинекологов не было. Жена его даже в консультацию не ходила. Только в кровати лежала, мантры слушала да в благовониях курилась. Ну и по Интернету бродила. Начиталась по самое не балуй. Убедила себя, что всё будет хорошо и просто прекрасно. Главное – отсидеться. То есть отлежаться. И чтобы никаких врачей. Но когда рожать начала, да ещё и раньше срока – испугалась. Муж и позвонил Мальцевой. А та же – дура святая, ещё один сраный гуманист. Везите, – говорит.