Почувствовав приближение хозяйки, кобыла, похоже, сразу успокоилась и приветливо заржала, взмахивая головой. Эйла сняла с Удальца недоуздок, и они все втроем пошли вдоль по берегу в сторону речной излучины. Когда стоянка скрылась из виду, Уинни и Удалец окончательно успокоились, и после привычного обмена ласками Эйла оставила их на поляне, где лошади могли подкрепить свои силы подмерзшей сухой травой.

Прежде чем пойти назад к стоянке, Эйла задержалась возле кустов и развязала пояс, чтобы снять узкие штаны и справить нужду, пока еще она не могла толком сообразить, как лучше сделать это, не замочив одежду. Эта проблема возникла совсем недавно, когда она облачилась в новые одеяния, которые сшила по образцу одежды Джондалара, починив его растерзанные львиными когтями кожаные штаны и рубашку. Однако надела она эти вещи всего несколько дней назад, перед отправлением в их пробное путешествие. Джондалар очень обрадовался, увидев ее в новом наряде, и она решила навсегда отказаться от своей удобной кожаной накидки, традиционной одежды, которую носили женщины Клана. Вот тогда-то и возникли некоторые сложности. Она пока никак не могла понять, как легче справить свои естественные потребности, но не хотела спрашивать об этом Джондалара. Он ведь — мужчина, откуда ему знать, что в данном случае должна делать женщина.

Не видя иного выхода, она сначала сняла кожаные чулки — высокие мокасины, охватывающие нижние концы узких брюк, а уж потом и сами брюки. После чего Эйла расставила ноги и облегчилась, встав в привычную ей позу. Балансируя на одной ноге, она начала было вновь одеваться, однако, глянув на волнистую речную гладь, изменила свои намерения. Стянув через голову парку и рубашку и сняв висевший на шее амулет, молодая женщина спустилась к воде, решив, что следует завершить очистительный ритуал. Кроме того, ей всегда нравились утренние купания.

Она хотела также прополоскать рот и вымыть лицо и руки в речной воде. К сожалению, ей было неизвестно, какие средства используют Мамутои для умывания. Конечно, Эйла могла обходиться и без купания в те времена, когда кучи плавника были занесены снегом и топливо приходилось экономить, а вода превращалась в лед и нужно было откалывать от него куски, чтобы согреть чаю. Но все же ей гораздо больше нравилось быть чистой. К тому же в уголке ее сознания еще таилась мысль о надлежащем ритуале — очистительном омовении, которое следовало совершить как после первой ночи в пещере, так и после ночи в земляном жилище Других.

Эйла окинула взглядом широкую реку. Глубоководный поток двигался быстро и свободно, но спокойное мелководье уже застилала прозрачная ледяная поверхность, обрамленная снежной коркой. Изгибающаяся береговая полоса, покрытая редкими пучками заиндевевшей сухой травы, узкой отмелью вдавалась в реку, образуя тихую заводь. На этой илистой отмели росла единственная карликовая береза, скорее напоминающая куст, чем дерево.

Подойдя к этой илистой косе, Эйла шагнула в воду, разбив вдребезги тончайший прозрачный слой льда. Вода была обжигающе холодной, и Эйла, задрожав всем телом, судорожно вздохнула и схватилась за скелетоподобную ветку чахлой березки, чтобы чувствовать себя более уверенно на этом скользком дне. От резкого порыва морозного ветра ее голое тело покрылось гусиной кожей, длинные пряди волос с силой хлестнули по лицу. Сжав стучавшие от холода зубы, она пошла на глубину. Войдя в реку по пояс, Эйла плеснула себе в лицо ледяной водой, затем, с очередным судорожным вздохом, она быстро шагнула вперед и погрузилась в воду по шею.

Несмотря на все эти невольные вздохи и содрогания, Эйла привыкла к холодной воде и сейчас с грустью думала о том, что довольно скоро придется распрощаться с речными купаниями до следующего лета. Выйдя на берег, она смахнула с себя остатки влаги и быстро оделась. Когда она поднималась по речному склону, холодное оцепенение уже сменилось приятным теплом, давая удивительное ощущение бодрости и новизны жизни, и молодая женщина радостно улыбнулась тусклому солнышку, выглянувшему на мгновение из-за плотного слоя облаков.

Эйла подошла к стоянке и остановилась на краю утоптанной жилой площадки, примыкавшей к длинному холмообразному жилищу, и с интересом наблюдала за несколькими группами людей, которые занимались своими повседневными делами.

Джондалар разговаривал с Уимезом и Данугом, и можно было не сомневаться, что предметом разговора этой троицы является обработка кремня. Неподалеку от них четыре человека отвязывали веревки от выдубленной оленьей шкуры — сейчас уже мягкой, эластичной и почти белой кожи, — растянутой на прямоугольной раме из мамонтовых ребер, скрепленных ремнями. Рядом с ними стояла Диги, которая изо всех сил колошматила гладкой затупленной реберной костью по другой шкуре, закрепленной на подобной раме. Эйла умела выделывать из высушенных жестких шкур мягкую кожу, но впервые видела, как кожу растягивают на рамах из костей мамонта. Поэтому она с интересом присматривалась, стараясь понять все тонкости этого метода.

По всему контуру кожи животного был нанесен ряд маленьких дырочек, затем через эти отверстия пропускались веревки, которые крепко привязывались к раме так, чтобы кожа была туго натянута. Такую раму приставляли к стене земляного дома, чтобы кожаное полотнище можно было обработать с двух сторон. Направив затупленную кость прямо на натянутую шкуру, Диги наваливалась на нее всем своим весом, точно хотела проткнуть ее насквозь, однако эластичный материал не рвался, а послушно растягивался.

Еще несколько человек занимались чем-то совсем непонятным для Эйлы, а остальные Мамутои укладывали остатки мамонтового скелета в выкопанные ими ямы. Повсюду были разбросаны кости и бивни. Услышав чей-то призывный голос, она подняла голову и увидела Талута и Тули, которые подходили к стоянке, неся на плечах огромный изогнутый бивень мамонта вместе с черепом. Великое множество костей на этой жилой площадке вовсе не означало, что Мамутои убили и съели такое же множество дичи. Здесь были кости, случайно найденные в степи, но основная масса костей скапливалась на крутых излучинах реки, куда стремительно несущийся водяной поток доставлял останки животных.

Оглянувшись вокруг, Эйла заметила еще одного маленького наблюдателя, следившего за жизнью стоянки. Улыбаясь Ридагу, она направилась было к нему, но тут же застыла на месте, заметив, что он тоже улыбается ей. Люди Клана никогда не улыбались. Если они и скалили зубы, то их лица при этом становились злыми и враждебными, кроме того, подобным образом они обычно выражали большую тревогу или страх. На первый взгляд эта полуулыбка-полуоскал мальчика показалась Эйле неуместной. Однако она тут же поняла, что ему известно лишь дружелюбное значение такого выражения лица, поскольку этот ребенок воспитывался не в Клане.

— Доброе утро, Ридаг, — сказала она, одновременно делая один из приветственных жестов, который члены Клана использовали в тех случаях, когда обращались к ребенку. И вновь Эйла заметила проблеск понимания в его глазах. «Он все вспомнит! — подумала она. — Он обладает наследственной памятью, я уверена в этом. Он сразу узнает все эти знаки, надо только напомнить ему их. А я ничего не знала. Мне пришлось просто выучить этот язык».

Она вспомнила, как испугались Креб и Иза, обнаружив, что ей очень трудно дается язык, который с легкостью воспринимали все дети Клана. Ей пришлось приложить немало усилий, чтобы выучить и запомнить все жесты, в то время как любой ребенок Клана запоминал их с первого раза. Многие уже начали терять терпение, сочтя ее на редкость глупой, но постепенно она стала запоминать все гораздо быстрее и в итоге отлично освоила знаковый язык.