в махр, они могут стать для вас финансовым обеспечением, а для ваших дочерей – наследством.

Сакина сбросила руку Первин, потянувшись к изумрудному ожерелью. Взяла изысканное украшение так, что камни заиграли в неярком свете, просачивавшемся сквозь джали. Первин казалось, что Сакина не хочет расставаться с драгоценностью. Но она уже озвучила возможность выбора – теперь выбор делать вдове.

Первин достала из портфеля свою визитную карточку, положила ее на серебряный поднос рядом с фалудой, к которой Сакина так и не притронулась.

– На визитной карточке есть мой домашний и рабочий телефон, мой почтовый адрес. Если вы сочтете, что хотите поговорить лично, я приду снова.

Сакина покачала головой.

Первин взяла портфель, встала, готовая уходить, вгляделась в женщину, которая медлила, прежде чем спрятать украшения. Сакина нежно оглаживала ожерелье пальцами, как будто взвешивала что-то куда более весомое, чем двадцать четыре карата.

10. Секреты между женами

Бомбей, февраль 1921 года

Открыв дверь спальни и шагнув в коридор, Первин едва не споткнулась об Амину.

Дочь Разии сидела у стены и с невинным видом подняла на Первин глаза.

– Я вас провожу в мамину комнату. Поговорите со мной еще по-английски, пожалуйста.

– А того хинди, на котором я только что говорила, ты не понимаешь? – спросила Первин, подталкивая девочку к отрицанию того, что она подслушивала.

– Понимаю. Но я хочу учить английский.

Первин заинтриговали ее намерения.

– Почему?

Амина помолчала.

– Амми училась в школе. Учителя там говорили по-английски. Может, я когда-нибудь тоже пойду в школу.

Разия, видимо, их слушала, потому что, едва они свернули в следующий коридор, она появилась в арочном проеме.

– Прошу вас, входите, Первин-биби. Я попросила заварить нам чая.

Первин знала, что отказаться от угощения значит оскорбить хозяйку.

– Очень любезно с вашей стороны. Только небольшую чашку, пожалуйста.

– Я разолью, – вызвалась Амина и поспешила к чайному столику, уставленному минтонским фарфором с золотыми ободками.

Комната Разии была чуть поменьше, чем у Сакины, но расположена удобнее, на углу, – окна выходили на две стороны, обеспечивая вентиляцию. Стены, покрытые поблекшей штукатуркой, были увешены зарисовками в рамах и тонированными фотографиями Тадж-Махала и других бомбейских достопримечательностей: Виктории-Терминус, Секретариата, мечети Хаджи-Али.

Главным предметом мебели в комнате Сакины была большая элегантная кровать, у Разии же стояли две отдельные кровати, накрытые хлопковыми лоскутными покрывалами. А главным предметом мебели был большой письменный стол из красного дерева, с обеих сторон от которого стояли стулья в стиле королевы Анны. По одной части стола были разбросаны детские книги, цветные карандаши, мелки. На другой на промокательной бумаге лежали гроссбухи, стопка писчей бумаги, выстроились в ряд старомодные чернильницы и перья. Первин представила себе, как мать и дочь трудятся рядом – как вот и они с отцом у себя в конторе.

Амина, с двумя чашками чая в руках, аккуратно обогнула широкие тиковые качели, свисавшие с потолка на обтянутых шелком веревках. На качелях могло бы уместиться человека четыре. Висели они у самой веранды, обнесенной чугунной джали, сквозь которую просматривались синее небо и зеленые деревья снаружи.

С Разией Первин нужно было обсудить больше, чем с остальными, но она решила не торопиться. Усевшись на качели рядом со вдовой, она решила, что говорить будет на хинди – нужно быть уверенной, что ее понимают.

– Благодарю вас, что согласились на эту беседу. А Амина не хочет пойти к остальным на занятие музыкой?

– Песня очень простая, я ее и так знаю! – Амина, топая, подошла к столу и села за него, взяв и себе чашку чая. Она не сводила глаз с матери.

Разия застенчиво глянула на Первин.

– Я не против ее присутствия. Амина помогает мне с бумагами, она в курсе всего, что я делаю. Кроме того, речь ведь пойдет о ее наследстве.

Первин пригубила чай, обжигающе горячий, очень сладкий. Удержавшись, чтобы не скривиться, она поняла, что, если хочет произвести хорошее впечатление, не должна перечить клиентке.

– Хорошо. Но, Амина, я научу тебя одному английскому слову: confidential.

– Кон-фи-ден-ши-ал, – медленно повторила Амина. – А значение?

Пристально гладя на девочку, Первин сказала:

– «Конфиденциально». Это означает, что ты доверяешь человеку настолько, что готов сказать ему то, что другим говорить не хочешь. Юрист, который ведет с тобою серьезный разговор, никому потом ничего не расскажет без твоего разрешения. Вот таким должен быть наш разговор, в интересах твоей мамы.

– Секрет, – по-английски сказала Амина. – Почему так не сказать?

Первин отпила чая, давая себе время сформулировать внятное объяснение.

– В секрете часто держат нехорошие вещи. А мы не скрываем ничего нехорошего. И еще мне кажется, что секреты почти всегда раскрывают.

– Согласна. В зенане почти нет секретов, – с усталой полуулыбкой произнесла Разия.

Первин подумала, не сказать ли Разии, что та очень ловко держала в секрете от Сакины свою должность распорядителя вакфа, – вот только начинать с этого разговор казалось нетактичным.

– Спасибо, что уделили мне время. Полагаю, вам тяжело пришлось после кончины мужа.

Разия пожала худыми плечами.

– На деле – почти так же, как все последние два года.

Первин это удивило, ведь в голове у нее уже сложился образ Разии как самой преданной жены.

– Расскажите про два последние года.

– После того как доктор Ибрахим диагностировал у мужа рак, он стал ходить по вечерам на Фолкленд-роуд. Водил его туда Мукри-сагиб. Там муж хоть как-то забывался. – Разия откинулась на спинку и слегка раскачала качели. – Со мной он бывал редко. Потом привел в дом музыкантшу оттуда. Мумтаз. Практически поселился у нее в комнате. Мы его почти не видели.

Первин очень удивилась тому, что Разия заговорила при Амине про Фолкленд-роуд, ведь этот район был известен не только музыкой, но еще и наркотиками и проституцией. Впрочем, женщины из этой семьи жили в изоляции; возможно, Разия сама не все понимала.

– Полагаю, не видеть мужа вам было очень мучительно.

Разия призадумалась.

– Я его уже однажды теряла – когда появилась Сакина, – произнесла она тихо. – Именно тогда он и назначил меня мутавалли вакфа. Думаю, хотел, чтобы у меня было хоть какое-то дело. И занятие это, безусловно, оказалось достойным. Вот только мне виделась страшная несправедливость в том, что я посвящала себя заботе о раненых по всей Индии, а муж мой не нуждался в моей заботе.

Первин посмотрела на другую сторону стола, где Амина крутила в руках разные предметы: ручки, карандаши, нож для вскрытия писем. На мать она не смотрела, но Первин чувствовала, что девочка слушает внимательно.

Разия опустила пятки на пол, качели остановились.

– Первин-биби, вы хотите, чтобы я