– Я не возражаю против того, чтобы отказаться от пяти тысяч рупий. – Мумтаз набожно сложила губки. – Мне хватит того немногого, что я буду получать из вакфа.

Первин удивило, какими словами Мумтаз описала свои доходы от вакфа.

– Благотворительный фонд будет выплачивать каждой из вас, жен, по тысяче и одной рупии ежегодно, ими вы сможете распоряжаться по своему усмотрению – копить или тратить на свои нужды. Вы получили эту сумму в прошлом году?

– Нет. Разия-бегум сказала, что я замужем только полгода, мне полагается пятьсот одна рупия. Это не так? – Мумтаз отвела волосы от лица, будто чтобы получше рассмотреть Первин. У нее были высокие скулы, лицо по форме напоминало лицо Разии. Возможно, мистеру Фариду она понравилась из-за этого, не только из-за музыкальных способностей.

– Разия-бегум посчитала правильно, потому что вы вышли замуж в прошлом июле. – На самом деле Первин сочла решение старшей жены проявлением скаредности, но Мумтаз об этом говорить не стала. – Еще вы получите что-то по наследству, но сколько именно, я узнаю только через несколько недель.

Мумтаз кивнула.

– А что будет с пятью тысячами? Мукри-сагиб сказал, что, поскольку я не умею копить деньги, мне лучше их не брать, а передать в вакф.

Рекомендация Мукри не удивила Первин; оставалось лишь гадать, действительно ли Мумтаз так неумело обращается с деньгами.

– В каком смысле – вы не умеете копить?

Мумтаз раскрыла ладони и сокрушенно улыбнулась.

– У меня деньги так и текут сквозь пальцы. Из того, что я в декабре получила от вакфа, у меня осталось меньше сотни рупий.

Это показалось Первин очень подозрительным.

– Но вы живете в доме, никуда не выходите. Вам приходится оплачивать еду или расходы на хозяйство?

– То, что я люблю есть, стоит дорого – гранаты и свежие финики. А еще я купила новые струны для инструментов, несколько кафтанов и сари. К нам заходила портниха, у нее были такие прекрасные ткани, но они оказались дороже, чем я думала. Вот почему траурное сари у меня такое простое.

Первин кивнула и поняла, что вода оказала нужное действие: у Мумтаз появились силы, чтобы вести разговор.

– Еще я заказала мебель у столяра, который каждый год приходит на нашу улицу, – почти шепотом продолжила Мумтаз. – Очень хотелось, чтобы комната моя стала хоть немножко похожей на комнату Сакины-бегум. Там ведь больше не больничная палата. Раз уж мне предстоит провести здесь всю жизнь, так нужно, чтобы комната была покрасивее, правда?

– Я с вами согласна. – Первин раньше не понимала, что комната до такой степени может пропитаться болезнью. С другой стороны, подумала она, кому знать, как не мне. Вспомнился тошнотворный запах в комнатушке на верхнем этаже дома семьи Содавалла, в висках заломило. Первин стремительно сменила тему: – А вам здесь хорошо? Другие бегум с вами дружелюбны?

– Какая жена обрадуется, если в доме появилась новая, да еще и с моим прошлым? – тихо проговорила Мумтаз. – Сакина-бегум ревновала, хотя именно потому, что я появилась в доме, ей совсем не пришлось ухаживать за больным мужем! А Разия-бегум вообще старшая: она считает себя лучше нас обеих и мнит себя очень умной, потому что умеет писать письма.

Первин могла бы утешить Мумтаз и сказать, что со временем все наладится. Но, посмотрев на эту двадцатилетнюю девушку – с другими женами ее связывают такие хрупкие связи, а за душой у нее только какие-то три музыкальных инструмента, – она предпочла промолчать.

– Мумтаз-бегум, а вам будет легче, если вы станете жить в другом месте?

– В смысле… уйти отсюда? – Голос Мумтаз сорвался. – Хотя я жена?

– Вы останетесь уважаемой вдовой, но вы подумайте, какие перед вами открываются возможности, – мягко начала Первин. – На вторую часть своего махра вы можете купить домик или небольшое бунгало, плюс у вас будет наследство. Поселитесь в хорошем районе, можете открыть музыкальную школу на дому и…

– Прекратите интриговать!

Первин инстинктивно обернулась, отыскивая источник резкого мужского голоса, прервавшего ее речь.

Она никого не увидела, однако Мумтаз потрясенно уставилась на дом, до которого было каких-нибудь пять метров. Девочки на другом конце сада прекратили игру.

– Мукри-сагиб, вы там? – окрикнула Первин, глядя на толстую стену – теперь она сообразила, что стена эта пристроена к главному крылу. Окон в ней не было. Откуда же он подслушивает?

– Я попросил вас сделать от моего имени необходимую работу, а вы злоупотребили моим доверием и рассказываете вдовам всякую ложь. Вы дьявол!

– Напротив, моя задача – обеспечить их благополучие. – Первин слегка дрожала, шокированная тем, что он слышал ее слова.

– Говорить глупой женщине, чтобы она не подписывала бумаги, от которых зависит будущее этого дома, – не значит обеспечивать благополучие вдов. Я лишаю вас права представительства перед…

– Я прошу прощения, Мукри-сагиб. – Первин старалась произносить каждое слово как можно отчетливее. – Вы зря кричите. Давайте я пройду в главный дом и переговорю с вами.

Пытаясь унять дрожь, Первин вышла из сада к дверям зенаны, где увидела Амину и прижавшихся к ней девочек.

– Он на меня сердится, не на вас. Я должна с ним поговорить и дать понять, в чем состоят мои обязанности. – Первин надевала сандалии, пальцы слегка дрожали. Ужасно, что конфиденциальное интервью закончилось вот так.

– Я пыталась вам сказать, что он вернулся домой, – прерывающимся голосом произнесла Амина, – а вы не стали слушать.

– Я очень об этом жалею, – мрачно сказала Первин. – Где другие бегум? Он их расспрашивал?

По щеке Амины сползла слеза.

– Я не знаю. Я поступила, как вы сказали, – пошла слушать, как играют Насрин и Ширин. Вы пойдете домой?

– Не раньше, чем переговорю с ним и уверюсь в том, что у твоих мамы и тети не будет никаких неприятностей.

Первин вышла наружу, под въездную арку, – Арман стоял, привалившись к машине, и от безделья крутил в руках свою шоферскую кепку.

– Готовы ехать, мемсагиб? – Судя по бесстрастному выражению лица, он ничего не слышал.

– Зайду ненадолго на другую половину поговорить с мистером Мукри. Переставьте машину к главному входу. Я скоро.

Оказалось, что главная дверь закрыта. Первин постучала, открыл Зейд. Вид у него был такой же перепуганный, как и у младших девочек.

– Я пришла к Мукри-сагибу. – Первин не дала себе труда разуться, просто стояла у входа в вестибюль. Лучше не отходить от входной двери – она же не знает, сколь велик гнев распорядителя.

Зейд крадучись вышел, и в вестибюль тут же влетел мистер Мукри. Он был в европейском костюме – приехал из конторы. Действительно, он же вчера сказал, что