— Сам факт слежки еще ничего не доказывает, — ответил Денис. Обложили вас, конечно, плотно. Ваш муж занимался серьезным бизнесом, а о собственной безопасности заботился из рук вон плохо. Можно даже сказать, не заботился совсем. Обратись он вовремя к специалистам по защите информации, все сложилось бы иначе. Но его совсем необязательно убили. Может, у него сдали нервы и он действительно застрелился, а может… Будем продолжать расследование. Если позволите, ноутбук мы возьмем с собой. Файлы с него наверняка скачивали. Нужно уточнить у нашего специалиста по компьютерам, как это можно было осуществить.

Кто он вообще, этот управляющий, размышлял Вениамин Аркадьевич по дороге в Покровское-Глебово. Главный холуй новорусских дворян, за которого, случись что, никто не заступится? Или все-таки фигура, имеющая некоторый вес?

Как себя с ним вести?

Может, вообще зря поехал? Надо было тащить негодяя под конвоем в прокуратуру, там «родные стены» уже не помогли бы.

Хотя, с другой стороны, если за управляющим стоят большие люди, Гигантов излишнюю жесткость наверняка не одобрит…

Вот так всегда. То дело раскрой любой ценой, то не задень случайно неосторожным словом или подозрением какую-нибудь важную персону. А если эти две вещи несовместимы? Чем, спрашивается, жертвовать?

Хотя — стоп. Как же это раньше ему в голову не приходило? Ведь если бы Гигантов собирался блюсти покой шишек, не стал бы он поручать дело Вениамину Аркадьевичу. Назначил бы кого посговорчивее, а тот рассыпался бы в реверансах направо и налево, не снимал бы белые одежды, глядел бы только под ноги, чтобы, не дай бог, кому на любимую мозоль не наступить, а через полгодика сообщил бы, что расследование реальных перспектив не имеет.

Значит, Гигантов по крайней мере уже выбрал, чем жертвовать. А значит, если и устроит разнос за непочтение к почтенным гражданам, то только для виду: ему пожаловались, он прореагировал, но дело-то движется.

Ну так и не будем церемониться.

Вениамин Аркадьевич хотел было скомандовать шоферу поворачивать обратно, но машина уже въехала на территорию Покровского-Глебова. Ладно, отконвоировать этого субчика в прокуратуру всегда успеется, может ведь и так оказаться, что близость во время допроса к месту убийства, наоборот, повлияет на управляющего сильнее, чем конвой, камера и кабинет следователя, вместе взятые.

Управляющего, Георгадзе Самвела Ильича, следователь застал в шикарном рабочем кабинете. Кабинет был под стать остальной усадьбе: никаких там жалюзи, растровых светильников, эргономичных шкафов и прочих напоминаний о том, что на дворе на самом деле двадцатый век. Зеркальный паркет, картины в тяжелых золоченых рамах, мебель на тонких гнутых ножках. Как только сам хозяин удержался и не надел камзол с чулками и туфли с бантиками? Обычный костюм, даже как-то скучно.

— Старший следователь по особо важным делам Мосгорпрокуратуры, старший советник юстиции Штур. — Представляясь, Вениамин Аркадьевич сознательно перечислил все регалии — давить надо с первого слова. Пусть чувствует, что перед ним не опер зеленый, от которого можно просто так отделаться, наврав ему с три короба.

Георгадзе — толстый грузин лет, пожалуй, пятидесяти, с хитроватыми глубоко посаженными глазками — с завидной для его комплекции прытью вскочил из-за стола, с протянутой рукой понесся навстречу следователю:

— Рад. Рад познакомиться. Как там продвигается расследование?

Вениамин Аркадьевич по первой же фразе понял: Георгадзе его боится. Говорил управляющий по-русски абсолютно нормально, никакого акцента, но голос чуть заметно дрожал. Дыхание, вернее, сопение (как всякий толстяк, управляющий скорее сопел, чем дышал) тоже неровное, учащенное.

— По причине заведомо ложных показаний, даваемых вашими служащими, и умалчивания вами о важных для следствия фактах, расследование продвигается с трудом, — сразу в лоб без всяких предисловий выдал Штур.

— О каких ложных показаниях вы говорите?! — На лице подобие искреннего удивления, но голос еще более взволнованный. Еще бы, не мог ведь не знать, что Белов и Скороход задержаны.

— О показаниях службы безопасности. — Главное — продолжать давить. Давить, и он расколется. Другого случая не будет. Момент внезапности и так упущен. Чем дальше, тем он больше будет готов. Максимальная концентрация. Каждый его жест и вздох должны быть под контролем.

— Наша служба безопасности достаточно самостоятельное подразделение. Ответственность за даваемые ею показания несет ее начальник. — В голосе зазвучали легкие оправдательные нотки, но уверенность еще не потеряна.

Ага, ничего не знаем, это все они. Знакомая песенка! Другого и не ждали.

— А как же ваши распоряжения этой самостоятельной службе о пропуске машин в ночное время без проверки документов, без осмотра, если они будут оставлены?

— Я такие распоряжения не давал! — Ответ последовал без промедления, почти испуганно.

Глухая оборона — это ошибка. Ответ без промедления — признак подготовленности. Мог бы и получше сыграть. Сам загоняешь себя в угол.

— Отнекиваться бессмысленно. Начальник охраны Белов на этом настаивал во время допроса. Или, по-вашему, это клевета?

— Ну, хорошо, давал. Но раньше! В этот раз — никаких распоряжений! Поверьте! — Уверенности поубавилось, голос проникновенный, почти умоляющий.

Слишком быстро. Играет? По предыдущим ошибкам не похоже. Продолжим.

— Не верю! Перед этим вы с таким же пафосом утверждали, что вообще никогда не давали подобных распоряжений.

— Давал. Давал. Признаюсь. Работа у меня такая. Но раньше! Раньше!! Не в этот раз! — От уверенности не осталось и следа, голос откровенно умоляющий.

Момент настал.

— Ложь! Иначе почему умолчали в показаниях следователю дежурной оперативно-следственной группы? — Короткими, короткими предложениями надо рубить, слишком длинно, слишком!

— Не умолчал! Не спрашивали!

Опять глухая оборона. Уже сегодня проходили. Нельзя. Нельзя его потерять! Губы Штура сжались в линию, на скулах ходили желваки.

— Да вы заговорили прямо как уличенный преступник, которому предъявили обвинение в убийстве, а отнюдь не как добропорядочный служащий, желающий помочь следствию. — Длинно. И совсем не так, как хотелось.

— Побоялся. Такое случилось! Такие люди убиты!

— Вы были знакомы с ними? — опять не тот вопрос задал Вениамин Аркадьевич и с досадой подумал: теперь ведь начнет трепаться и придет в себя.

— Конечно. Арбатова проживает у нас, Марков — он бывал у нее — ее поклонник, с Тарасенковым не знаком лично, но его все знают.

Наклоняясь корпусом вперед и глядя в упор немигающим взглядом в глаза Георгадзе, Вениамин Аркадьевич внятно, четко делая ударение на каждом слове, произнес: