Наполеон прибыл в Дрезден в десятом часу утра.

Примерно в это же время союзники, все еще продолжая думать, что имеют дело только с одним корпусом маршала Сен-Сира, атаковали город. Они двигались очень уверенно, но тут послышались пушечные выстрелы со стороны Пильница, как раз напротив союзного правого крыла. Это обстоятельство совершенно изменило планы союзников, полагавших напасть на Дрезден в отсутствие Наполеона, ибо теперь была очевидна невозможность взять приступом город, защищаемый мощной армией. Гораздо выгоднее показалось отойти на несколько километров назад и, заняв позицию, ожидать нападения, на которое Наполеон просто обязан был решиться, потому что ему нельзя было оставить армию союзников на своих сообщениях.

В любом случае благоприятный момент для атаки был потерян, и французским генералам удалось восстановить повсюду порядок. Более того, уступая неприятелю в численности, П.Х. Витгенштейн отошел к Виндмюленбергу.

При этом гранаты и ядра союзной артиллерии сыпались на улицы Дрездена, и несколько русских колонн смогли ворваться в городские предместья, где все горело. Но Наполеон контратаковал и оттеснил их. Союзники принуждены были возвратиться из-под стен Дрездена почти к тем самым местам, с которых, за несколько часов перед тем, они пошли на приступе.

Ночь положила конец бою, в котором обе стороны понесли серьезный урон; в числе раненых были французские генералы Дюмутье, Тиндаль, Буальдьё, Дюлон и Комбель. У русских был убит генерал Ф.А. Луков и смертельно ранен генерал А.П. Мелиссино.

С наступлением ночи полил крупный холодный дождь; войска промокли до костей и при всяком передвижении увязали в грязи.

Союзные войска провели ужасную ночь. Французы после форсированных маршей и жаркого боя тоже были изнурены до крайности, но, будучи прикрыты в бою природными и искусственными преградами, потеряли менее людей и отразили нападение на всех направлениях, что значительно укрепило их нравственные силы; к тому же они могли укрываться от непогоды в городских постройках, в то время как союзные войска были расположены под открытым небом и в непролазной грязи.

15 (27) августа стрельба возобновилась с новой силой. К этому времени Наполеон располагал уже 120-тысячной армией против почти 150 000 австрийцев, русских и пруссаков, имевшихся тогда у Шварценберга.

Рано поутру Александр I был уже на поле боя. Обе армии стояли в самом близком расстоянии одна от другой, под сильным дождем, который продолжал лить рекой.

Передовые русские войска отошли на позицию, где ожидали нападения, ибо Наполеону необходимо было очистить занятые союзниками пути сообщения. В скором времени обнаружился его план, заключавшийся в том, чтобы, прикрывая свой центр Дрезденскими укреплениями и оттуда поражая союзников огнем артиллерии, действовать против обоих его флангов. Мюрат напал на крыло, где стояли австрийцы, отделенные от главной армии глубоким оврагом, мешавшим оказать им поддержку. Маршал Ней двинулся на Груну, Сен-Сир — на Штрелен, Мармон — между Рекницем и Плауэном, а Виктор пошел на Росталь.

Из-за сырости воздуха из ружей стрелять было практически невозможно, и по всей линии расположения войск открылась пушечная пальба. Примерно в десять часов левое крыло Наполеона подалось вперед и вынудило прусские войска генерала Клейста отступить к Лейбницу. В это время другой французский корпус направлялся почти параллельно Эльбе на правое крыло союзников. Маршал Ней, командовавший этим корпусом, так далеко отошел от Дрездена, что можно было отрезать его. Соответственно, генералы Моро и Жомини советовали решительно напасть на маршала Нея. Жомини, в частности, предложил, чтобы корпуса Милорадовича и Клейста "переменили фронт правым флангом назад" и двинулись на правое крыло маршала Нея, и чтобы в то же самое время Барклай-де-Толли атаковал французов спереди.

Александр I и король Пруссии согласились на это предложение, и все стали ждать, чтобы генерал Барклай-де-Толли начал спускать свои войска с гор.

И в этот момент посреди многочисленной свиты, окружавшей союзных монархов, произошло великое смятение: генерал Моро был смертельно ранен. Он находился возле Александра I, стоявшего у одной австрийской батареи, на которую французы направили сильный огонь. При императоре тогда находились лорд Каткарт, английский генерал Вильсон, полковник Рапатель и несколько русских офицеров, а Моро упрашивал его отъехать назад, к другому пригорку, откуда можно было лучше обозревать сражение.

— Поверьте моему опыту, — сказал Моро и, поворотив лошадь, поехал перед императором.

И только тот последовал за ним, как французское ядро (согласно легенде, Наполеон увидел своего врага в подзорную трубу, а потом лично навел орудие) оторвало у генерала Моро правую ногу, пролетело сквозь лошадь, вырвало левую икру и повредило колено.

Все бросились на помощь раненому. Через несколько минут, придя в себя, генерал спросил об императоре и, будучи успокоен, что тот жив и здоров, сказал полковнику Рапателю:

— Я погибаю, но не печалься, мой друг! Как приятно умирать за правое дело и на глазах столь великого монарха!

На скорую руку были сделаны носилки из казачьих пик, на которые положили генерала Моро, укрыли его плащами и отнесли в ближайший домик деревни Каиц. Там царский лейб-медик Вилие ампутировал ему обе ноги. Генерал перенес боль с твердостью настоящего воина.

Генерал Марбо в своих "Мемуарах" потом написал:

"Саксонский кюре, бывший свидетелем этой тяжелой операции, сообщал, что Моро, от которого не сумели скрыть, что его жизнь была в опасности, проклинал сам себя и непрерывно повторял: "Как, я! Я, Моро, умираю среди врагов Франции, сраженный французским ядром!""

Через две недели после операции он скончался. Кстати, похоронили Моро в Санкт-Петербурге в католической церкви Святой Екатерины.

Смертельное ранение генерала Моро произвело на Александра и на войска самое тягостное впечатление. Полученные вслед за этим известия также оказались неблагоприятны. Барклай-де-Толли прислал адъютанта, который, по причине ненастной погоды и темноты, долго искал императора, а потом доложил, что Барклай опасается спуститься с гор для нападения на маршала Нея, ибо в случае неудачи, он мог бы лишиться всей артиллерии, которую при тогдашней грязи невозможно было затащить обратно на горы.

Согласно диспозиции, Барклай-де-Толли, находившийся на правом фланге союзной армии, должен был спуститься от Лейбница к Зейдницу. Войска же, которые должны были атаковать маршала Нея, ждали, пока Барклай спустится с гор вниз. Но, как уже говорилось, сильный дождь ухудшил видимость и создал страшную грязь на дорогах. В таких условиях передвигать войска и тяжелые орудия стало практически невозможно. К тому же примерно в это время Барклаю привезли донесение о поражении австрийских войск, находившихся на левом фланге за Плауэном.

Генерал Марбо свидетельствует:

"Король Мюрат, командовавший этой частью французской боевой линии, проявил себя еще более блистательным, чем обычно. Он форсировал ущелье Котты, затем повернул и, отделив от австрийской армии корпус Кленау, бросился на этот корпус с саблей наголо во главе своих карабинеров и кирасир. Это сыграло решающую роль: Кленау не смог сопротивляться этой ужасной атаке! Почти всем его разбитым батальонам пришлось сложить оружие. Та же судьба ждала и две другие дивизии".